Она чувствовала, что Таннер ушел, хотя он ничего не сказал. За ее спиной как будто образовалась пустота. Она постаралась взять себя в руки и пошла за ним. Ее раздирали противоречивые эмоции. Она шла, опустив голову, пока не наткнулась на его спину.
Таннер обернулся и раскрыл ей свои объятия. Фокс, нахмурившись, подняла голову, но, увидев выражение его лица, обмякла. Она хотела вырваться, но он прижимал ее к себе все крепче.
Отсюда ей был виден откинутый полог палатки Пича и Джубал, державший Пича на руках.
— Он умер, — тихо сказал Джубал, но Фокс услышала.
— Он?.. — Она остановилась и сглотнула. — Он сказал что-нибудь?
Джубал взглянул на нее поверх Пича.
— В последние минуты он говорил как будто с ребенком. Мне показалось, что он очень любил этого ребенка.
У Фокс подкосились ноги, слезы потекли по щекам. В груди что-то оборвалось, ей стало трудно дышать. Потом она вытерла слезы, высморкалась и, расправив плечи, подошла к палатке.
— Уйди. Я хочу подержать его.
Она обняла Пича и держала его до тех пор, пока не стало темнеть. Все это время она пела ему колыбельные — все, какие могла вспомнить. Только бы не слышать стук лопат. И чтобы сопроводить его своим пением туда, где его встретят хорошенькие ангелы и дадут новый комбинезон.
Они похоронили его в сумерках. Прежде чем мужчины опустили Пича в землю, Фокс сунула ему в одеяло коробку с шахматами. Потом попросила Таннера отрезать шесть дюймов своей косы и положила волосы в могилу.
Когда все было кончено, она тупо смотрела, как Таннер соорудил из двух длинных деревянных ложек крест и воткнул его в землю в изголовье могилы.
Джубал снял шляпу и прочистил горло.
— Это был самый лучший чернокожий, которого я когда-либо знал.
— Спи с миром, дорогой друг. — Таннер склонил голову. Фокс прижала к груди шляпу и быстро заморгала, чтобы не расплакаться.
— Подожди меня там. Я скоро буду, — прошептала она. Не обращая внимания на то, что ее может видеть и слышать Джубал, она прижалась к Таннеру.
— Ты мне нужен. Не могли бы мы обо всем забыть хотя бы сегодня и… ну ты знаешь?
Он молча поднял ее на руки и понес прочь от костра и от стен каньона. Фокс обняла его за шею и вдохнула его запах. От него пахло землей, лошадьми, потом, дымом. Наверное, и от Пича так пахнет — так, должно быть, пахнет рай.
Когда Таннер положил ее на одеяло, расстеленное в траве около реки, она поняла, что он предвидел ее состояние. Фокс смотрела в звездное небо и думала о том, правда ли, что душа человека превращается в звезду.
— Не двигайся, — тихо сказал Таннер. Он встал на колени и начал расплетать ей косу. — Просто лежи и позволь мне любить тебя.
Она не спускала глаз с его лица, пока он расстегивал пуговицы ее рубашки и развязывал тесемку, поддерживавшую брюки. Ей была знакома каждая морщинка в уголках его глаз и рта. Она могла бы в точности воспроизвести форму его чувственных губ и упрямого подбородка. Она помнила ощущения, которые вызывали у нее прикосновения ладоней к его коже и щек — к волосам на его груди. Она знала, что он сильный и нежный. Знала о нем все — кроме его имени.
Поцелуи Таннера сначала были неспешными. Он не прикасался к ее телу до тех пор, пока она не начала первой его ласкать. Но после этого он стал гладить ее с бесконечной нежностью, так что она застонала и прошептала его имя. И тогда его словно прорвало — он целовал ее грудь, тянул губами за соски, запустил пальцы во влажные волосы у нее между ног. Она задыхалась и извивалась под ним, а он все целовал, гладил и дразнил ее до тех пор, пока она почти обезумела от вожделения.
Когда он вошел в нее, она прижалась к нему, не замечая, что по лицу текут слезы. Она любила его. Так сильно и глубоко, что у нее щемило в груди. Любила его как мечту, настолько реальную, что для нее было шоком очнуться и понять, что эта мечта никогда не осуществится. Ее любовь была так сильна, что она скорее умрет, чем останется жить без него.
Когда все закончилось, они долго лежали обнявшись и наслаждаясь близостью друг друга. Но неожиданно Фокс села и прикрыла грудь концом одеяла.
— Ты мой брат!
— Господи! Ты моя сестра! — Таннер тоже сел и смотрел на Фокс с ужасом.
— Нет, погоди. — Фокс сделала глубокий вдох. — Хоббс Дженнингс твой отец, но мне он только отчим.
— Кровного родства между нами нет.
— Слава Богу. На какое-то мгновение я подумала… — Она упала на одеяло и расхохоталась. — О Господи!
Они оба хохотали как безумные, но напряжение последних нескольких дней постепенно спадало.
— Прости меня, Таннер. — Она обняла его. — Мне бы хотелось, честное слово, чтобы все было по-другому. Чтобы у нас было будущее.
— Оно могло бы быть.
Но судя по неуверенному тону, он в этом сомневался. Он, наверное, пришел к тому же выводу, что и Фокс. Он не сможет жить с женщиной, которая убила его отца, а она не сможет жить, зная, что позволила Хоббсу Дженнингсу избежать расплаты за совершенное им злодеяние.
Они молча оделись и, взявшись за руки, пошли к костру. Ее взгляд остановился на том месте, где стояла палатка Пича. Джубал, благослови его душу, разобрал и спрятал ее.
— Мне придется сказать отцу.
— Я знаю, — тихо ответила она. — Делай то, что должен. Это не имело значения. Она все равно доберется до Хоббса Дженнингса, скольких бы он ни нанял телохранителей. Все, что ей нужно, — это ружье и доля секунды для точного выстрела — и негодяй умрет.
Они держались за руки, словно оба знали, что такой ночи, как эта, у них больше не будет. Отныне Хоббс Дженнингс будет стоять между ними, и за это он тоже должен заплатить. Он украл у нее последние две недели с Таннером, воспоминания о которых могли бы поддержать ее на пути к виселице.
— Если бы я могла найти способ, как жить…
— Я знаю. — Он приложил палец к ее губам.
Они стояли обнявшись до тех пор, пока от усталости у них не стали слипаться глаза. Но расстаться они не могли. Опустившись на землю, Таннер прислонился спиной к какому-то тюку, а Фокс положила голову ему на грудь.
Но заснуть он все же не смог. Шок от того, что он узнал об отце, прошел, но на его место пришла холодная ярость. Как мог отец — человек, которому он безоговорочно верил, украсть наследство своей жены и обездолить ребенка? Что он за человек, если мог совершить такое преступление?
Он прижал к себе Фокс и, приложив щеку к ее волосам, вдохнул их запах и прислушался к ее ровному дыханию. Он должен защитить эту женщину и отомстить за то, как несправедливо с ней поступили. И хотя ее прошлого не изменить, но любовь к ней требовала справедливости.
Все дело в том, что человек, погубивший ее, был его отцом, и Таннер уважал и любил его так же сильно, как эту женщину.
