Эван вышел на площадку и обнажил меч, с противоположной стороны появился Родерик. Толпа сомкнулась за их спинами, образовав сплошной круг. Однако в воздухе не раздавались веселые или злобные крики, обычно звучавшие во время подобных поединков, представляющих собой откровенное развлечение для зевак и разного сброда. Нет, обитатели замка, как и воины Родерика, вели себя тихо и сдержанно, питая уважение к хозяину замка и его жене.
Вперед выступил отец Гарольд и развернул лист пергамента. Откашлявшись и строго оглядев собравшуюся вокруг толпу, он начал читать:
– В связи с тем, что леди Грейс была обвинена в тяжком грехе колдовства, которое, согласно доказательствам, представленным сэром Родериком, имеет прямое отношение к смерти ее прежнего мужа сэра Аластера, а также потому, что она отказалась от установленных святой церковью испытаний с целью убедиться в том, ведьма она или нет, теперь ее вина будет доказана или опровергнута Божьим судом, а именно исходом рыцарского поединка. Обвинителем выступает сэр Родерик Фергусон, ответчиком – сэр Эван Гилрой. Поскольку речь идет об очень серьезном преступлении, то поединок будет вестись до гибели одного из противников. Это будет смертельная схватка. Благородные рыцари, вы слышали условия. Вы принимаете их?
– Да, я сражаюсь за справедливость и церковь! – воскликнул Родерик.
– А я буду биться до конца, чтобы доказать невиновность леди Грейс! – яростно закричал Эван.
Толпа вокруг взорвалась от громких одобрительных криков и возгласов.
– Бог вместе с тобой, Эван! – вдруг прорезал общий гомон звучный голос Алека.
Противники начали медленно сходиться с разных концов арены, зорко приглядываясь к каждому движению не только руки с мечом, но и глаз, чтобы предугадать, с какой стороны и куда будет нанесен удар.
Приблизившись достаточно близко, Эван издал военный клич и первым ринулся в атаку, намереваясь яростным бурным натиском сразу решить исход битвы. На мгновение все вокруг смолкло, и среди мертвой тишины раздался страшный, беспощадный звон мечей, от лязга которых кровь стыла в жилах.
Эван понимал, что его сил хватит ненадолго, поэтому сразу пошел рубить мечом справа и слева, пытаясь ошарашить противника. Родерик ловко отражал сыпавшиеся на него удары, но, меняя позицию, неловко оступился и упал.
Эван занес было меч для смертельного удара, но Родерик одним прыжком взлетел с земли и нанес мгновенный колющий удар сбоку. Меч пробил кожаный панцирь Эвана, из-под которого закапала кровь.
Эван на миг замер от боли, чем тут же воспользовался Родерик: на этот раз он нанес удар с другой стороны, справа, опять ранив противника.
Эван запыхался и слегка обессилел от двух полученных ран, и теперь Родерик от обороны перешел к наступлению. Потрясая мечом, он бросился на тяжело дышавшего Эвана и начал наносить удары с обеих сторон, не давая ему передышки.
Внезапно искры посыпались из глаз Эвана, его уставшие руки не смогли отразить удар Родерика, меч последнего задел его голову. Он повалился на землю, выпустив оружие из ослабевшей руки.
Эван ощутил во рту солоноватый привкус крови. Его положение не внушало надежды, но тут острая, словно блеск молнии, мысль пронзила все его существо: Грейс, что будет с ней, если он умрет?
Им овладели отчаяние и желание бороться до победного конца. Нет, пока он жив, жива и надежда! Приободрившись, а это случилось как нельзя вовремя, Эван увидел занесенный над собой мечи, увернулся от смертельного удара, ловко перекатившись вбок в самый последний момент.
Меч врага со свистом вошел в землю, и Родерик, потеряв равновесие, чуть было не упал вперед. Момент был очень удобным, и Эван целиком и полностью воспользовался предоставившейся ему возможностью. Сунув руку в сапог, он выхватил длинный кинжал и точным прицельным ударом полоснул Родерика по горлу.
Из рассеченного горла хлынула кровь, такой сильной струей, что Эван невольно отпрянул в сторону. Словно в тумане, он видел, как валится на землю мертвое тело врага. Немного отдышавшись и собрав последние силы, Эван громко крикнул на весь двор:
– Леди Грейс невиновна!
И потерял сознание. Все вокруг погрузилось во мрак.
– Благодарю тебя, Пресвятая Матерь Божья! – горячо воскликнула Грейс, вскакивая с места.
Громкий крик Эвана, объявлявший ее во всеуслышание невиновной, звенел в ее ушах. Но на смену радости тут же пришел страх за жизнь Эвана.
Грейс быстро сбежала вниз и склонилась над окровавленным телом мужа. Он был, вне всякого сомнения, очень тяжело ранен, возможно, умирал от потери крови.
– Любимый! – Она нежно обняла его голову и в страхе прошептала: – Боже, какая огромная лужа крови.
– В основном это кровь Родерика, – утешил ее подошедший Алек, – так что не стоит слишком волноваться за жизнь Эвана. Уверен, он скоро поправится.
– Но тут есть и его кровь, – возразила Грейс.
Подоспевшие слуги осторожно положили раненого хозяина на носилки и понесли в дом. Наверху в спальне их поджидали леди Мойра и две хорошо знакомые знахарки, которых, видимо, своевременно позвала мать Эвана.
Обе женщины, чье искусство во врачевании ран было проверено на опыте, немедленно принялись за дело. Они бережно обмыли раны, смазали их лечебным бальзамом и перевязали.
Время шло, наконец веки Эвана затрепетали, он приоткрыл глаза, и на его лице расплылась широкая довольная улыбка.
– Видишь, любимая, я был прав, уверяя тебя, что не стоит так волноваться, – прохрипел он.
– Милый, – сквозь слезы на глазах прошептала Грейс, – ты, как всегда, прав, более того, клянусь тебе, что впредь никогда не буду сомневаться в том, что ты всегда держишь свое слово.
Знахарки не обманули. Как они и обещали, Эван быстро шел на поправку. На второй день он настолько окреп духом и телом, что приглашал, даже умолял Грейс присоединиться к нему и лечь в постель. Но на все его шутливые, а может, и не совсем шутливые просьбы она отвечала строгим отказом.
Недолгое пребывание Эвана в постели было исполнено не только удовольствием – Грейс ухаживала за ним, пела песни, играла с ним в шахматы, – но и проведено с пользой. Под ее руководством он начал учиться читать и писать, причем выказал себя прилежным учеником и добился неплохих успехов. Грейс же была просто безмерно счастлива, поскольку все внимание Эвана в эти дни нераздельно принадлежало ей одной.
Но однажды дождливым весенним днем, зайдя к нему в спальню с подносом еды, она увидела его полностью одетым, стоящим возле окна.
Заметив по ее возмущенному лицу, что она вот-вот разразится потоком недовольных возгласов и упреков, он предупреждающе поднял руку: