— Как я могу поступить иначе? — хрипло спросил Гэвин. — Дело не только в пожаре. Меня не было рядом с мамой все те месяцы, что она страдала в больнице. Мне сказали, что она умерла, а я, как дурак, поверил.
— Тебе было двенадцать лет! Может, ты и умел управляться с рулеткой, но был еще ребенком и думал как ребенок. Если люди, которые должны знать правду, сказали тебе, что твоя мать умерла, как мог ты им не поверить? Ты ведь видел немало погибших, когда пришел в себя той ночью. — Кристабель положила ладонь Гэвину на руку. — У тебя есть право и на злость, и на обиду, и на горечь, мой любимый. Но ты не избавишься от них, даже отомстив его высочеству. И уж конечно, не поможешь этим своей матери.
— Ей было бы лучше, если бы я вообще не родился, — отрывисто сказал Гэвин, не глядя на Кристабель.
Господи, да неужели он в это верит?
— Любимый, даже не думай об этом. В тебе вся ее жизнь. Я точно знаю, что твоя мать ни одной секунды, никогда не жалела о том, что у нее есть ты. Иона, конечно, не хочет, чтобы ты сделал то, что похоронит для тебя всякую надежду на достойную жизнь. Мать хочет для тебя только счастья. — Кристабель понизила голос почти до шепота: — И я тоже.
Гэвин зло взглянул ей в глаза:
— Ты выбрала странный способ это демонстрировать. Отказываешься спать со мной. Отказываешься выйти за меня замуж.
— Можно подумать, ты действительно этого хотел, — фыркнула Кристабель.
— Конечно, хотел. И сейчас хочу. Кристабель посмотрела куда-то в сторону:
— Я считала, что ты передумал, когда у тебя появилось время все взвесить.
— Я не передумал. — Обвив руками Кристабель за талию, Гэвин притянул ее к себе и добавил хриплым шепотом: — Это ты не желаешь узаконить нашу связь и ставишь условия для того, чтобы выйти за меня замуж. Я готов жениться на тебе, что бы ни случилось.
Кристабель смотрела на Гэвина, чувствуя, как любовь и страх борются в ее сердце.
— Тогда ты должен думать о нашем будущем, а не о мести. Разве сможем мы быть счастливыми, когда все это обрушится на нас?
— Важно только то, что мы будем вместе. Какое нам дело до того, что скажут другие?
— А как же наши дети? А их будущее? Неужели ты хочешь, чтобы они росли, слыша, что их отца обвиняют в величайшем скандале в истории королевского дома? А их деда — в том, что уронил честь офицера? Тебе-то должно быть лучше, чем другим, известно, как болезненно реагируют дети, когда позорят их семьи.
Судя по его ошеломленному виду, мысль о совместных детях ни разу не приходила Гэвину в голову.
— Х-хотя я вообще не уверена, что могу иметь детей, — пробормотала Кристабель, смущенная выражением его лица, — но я бы хотела попытаться. Я надеюсь, что, если мы поженимся… — Гэвин продолжал молча смотреть на нее, и Кристабель совсем смешалась. — Ты, наверное, даже и не хочешь дет…
Дверь в комнату распахнулась, и в нее ввалились мистер Тал бот и Брэдли, уже не совсем твердо держащиеся на ногах.
— Берн! — воскликнул полковник — Тебе обязательно надо попробовать… О! Леди Хавершем. Простите, что помешал. Мы хотели пригласить Берна выпить с нами.
— Все в порядке, — поспешно ответила Кристабель, благодарная за возможность прекратить разговор. По крайней мере ей не придется услышать, что Берн не хочет иметь детей. Эта новость окончательно разрушила бы ее и без того хрупкое душевное равновесие. — Я как раз собиралась уходить.
Кристабель поспешила из комнаты, а Гэвин молча смотрел ей вслед, потрясенный услышанным. Дети! У них с Кристабель могут быть дети! Невероятно, но он ни разу даже не подумал о них, если не считать забот о «французских письмах».
— Пошли, Берн, — покачиваясь, проговорил Талбот. — Дама ушла, и мы можем выпить бренди. Стокли сегодня расщедрился на самое лучшее.
Гэвин резко повернулся и проговорил, давая выход скопившемуся раздражению:
— Еще бы он не расщедрился. Он очень рассчитывает, что вы напьетесь сегодня, а завтра не сможете играть из-за похмелья, и тогда приз точно достанется ему. Он проделывает это каждый год, а вы, как дураки, каждый раз попадаетесь. Как вы думаете, почему мы все время выигрывали? — Берн глядел на пошатывающихся мужчин с отвращением. — Даже не знаю, зачем я стараюсь объяснить это вам. Вы просто идиоты, все до одного. И вполне заслуживаете того, чтобы Стокли вычистил ваши карманы. Спокойной ночи, джентльмены. Советую побольше выпить сегодня. Потому что после завтрашнего вечера вы не скоро сможете позволить себе бренди.
— Послушай, Берн, с какой стати ты… — начал Талбот, но Гэвин уже вышел из комнаты.
Он стоял посреди коридора, оглядываясь в поисках Кристабель, но ее уже не было видно. Вряд ли сейчас она решила заняться поисками писем. Гэвин знал, что Кристабель предпочитала сначала поспать несколько часов и выходила из комнаты только тогда, когда уже не было опасности натолкнуться на Стокли. В отличие от него Кристабель не привыкла засиживаться допоздна, а значит, скорее всего сейчас она в своей комнате, где Роза и поставленный под ручку двери стул защищают ее надежнее крепостных ворот. И нет никакой возможности добраться до нее, целовать, спать с ней, говорить о любви и будущем.
И о детях.
Гэвин застонал вслух, глядя на лестницу, ведущую в семейное крыло. У него тоже могло бы быть семейное крыло. Дом в Бате достаточно велик для этого. А если бы он стал бароном, то титул перешел бы потом к его сыну…
Но, черт возьми, он не будет бароном. Не будет, если не откажется от мести.
Скрипнув зубами, Гэвин развернулся и пошел по направлению к своей комнате, стараясь не думать о том, что сказала Кристабель: «А как же наши дети?»
Никогда раньше Гэвин не хотел иметь детей. К чему думать о них сейчас?
Картины возникали против его воли: Кристабель, кормящая грудью младенца, маленькая девочка с рыжими кудряшками, сидящая у него на коленях, темноволосый мальчик, называющий его папой…
Взрыв грубого смеха достиг ушей Гэвина, и он заглянул в гостиную, мимо которой проходил. Стокли старательно накачивал там своих гостей бренди. Потом он отправит их спать, и в спальнях они будут ссориться со своими женами или любовницами. А завтра никто из них не будет в состоянии сосредоточиться на картах. Никто, кроме Стокли, разумеется.
Впервые Гэвин почувствовал брезгливость при мысли об этих низких играх. И это относилось не только к Стокли. Отвращение вызывали и женщины, которые начали откровенно заигрывать с ним, как только узнали, что Кристабель ночуете своей комнате. И «джентльмены», принадлежащие к его клубу, которые смеялись над ним за его спиной, потому что он должен был работать, в то время как они пили и ели за его счет, уверенные, что имеют на это полное право.