Граф Линли оказался совсем не таким, каким Селия его представляла. Старше, чем она думала, на несколько дюймов ниже ростом, чем Энтони, худой и сутулый, с длинным кривым носом и волнистыми седыми волосами. Он опирался на тросточку и был одет строго, как подобает министру. Линли одно мгновение молча смотрел на нее поверх очков.
– Леди Лэнгфорд, – наконец сказал он и, несмотря на хромоту, учтиво шаркнул ножкой и поклонился.
– Добро пожаловать в Эйнсли-Парк, сэр, – ответила Селия, присев в реверансе.
– Гм-м… – Он продолжал смотреть на нее испытующе. – Сколько вам лет?
Селия прищурилась:
– Нет еще двадцати трех.
Линли презрительно фыркнул:
– Значит, не слишком стара. Это хорошо.
– А теперь прикажешь ей показать свои зубы? – съязвил Энтони.
Граф наконец удостоил сына взглядом.
– А ты все такой же грубиян, как и прежде.
Энтони криво усмехнулся, но промолчал.
– Присаживайтесь. – Селия считала, что, чем быстрее они узнают о цели визита Линли, тем быстрее избавятся от его присутствия.
Граф опустился в кресло. Селия села рядом с мужем, стараясь не думать о том, что отец Энтони напоминает ей огромного паука.
– Чему обязаны такой честью? – спросил Энтони.
– Я слишком поздно получил известие о том, что ты женишься, и поэтому не смог присутствовать на бракосочетании.
Энтони отрывисто кивнул.
– Это была скромная церемония, без всякой помпы.
Лицо графа выражало неудовольствие.
– Да, я знаю, – с кислой миной проговорил он. – Тебе, как будущему графу, следовало выбрать местом церемонии бракосочетания часовню Линли.
– Если я правильно тебя понял, мне было запрещено появляться на территории усадьбы Линли. Или предлагаешь провести бракосочетание без жениха? Это выглядело бы несколько странно.
Линли нахмурился:
– Полагаю, провести церемонию в часовне Эксетеров – тоже неплохая идея.
– Слава Богу, – пробормотал Энтони, – тем более что церемония уже прошла.
К этому моменту Селия пожалела, что позволила матери написать лорду Линли и сообщить об их свадьбе.
«Что за неприятный, чопорный старик», – думала Селия.
Неудивительно, что Энтони не хотел иметь с ним ничего общего.
Граф повернулся к ней.
– Можете быть свободны.
Селия не могла скрыть изумления. Она была неприятно поражена такой бесцеремонностью графа. Округлив глаза, она повернулась к Энтони. Его лицо было мрачным, но он кивнул и поднялся на ноги. Селия тоже поднялась и присела в реверансе перед Линли, а затем повернулась к Энтони.
– Если хочешь, я останусь, – прошептала она.
– Ты должна быть рада, что можешь спастись отсюда бегством, – ответил Энтони. – Когда он уйдет, я тебя найду.
После того как Селия их оставила, Энтони продолжал стоять посреди комнаты. Ему не хотелось садиться в кресло напротив графа Линли, как много лет тому назад. Когда его наказывали за какую-нибудь провинность, Линли заставлял его сидеть на табурете в углу своего кабинета, и если Энтони случайно чихал или дергался, то получал удар плеткой. Хотя он признавал, что никогда не был пай-мальчиком, ему не хотелось вновь мысленно это переживать.
Энтони молча прошел к окну. Граф взял трость и встал рядом с ним.
– Вижу, ты в конце концов взялся за ум и перестал быть таким никчемным, как раньше, – сказал граф, глядя в окно.
– Я такой же, каким был всегда, – ответил Энтони.
– Гм-м… Может быть, ты все-таки мой сын.
Энтони холодно посмотрел на Линли:
– Боже правый, надеюсь, что нет.
Брови Линли поползли вверх, и он громко рассмеялся:
– Ну вот, я же говорил, что ты мой сын. Что и требовалось доказать.
Энтони сделал вид, что ему стало ужасно скучно.
– Ты увидел то, за чем приходил?
Линли медленно кивнул:
– Красивая девушка. Хорошая семья.
– Лучше, чем была у меня, – сказал Энтони.
– Лучше, чем та, на которую, по моему мнению, ты мог рассчитывать, – таким же равнодушным тоном ответил Линли. – Полагаю, она состоятельная женщина и тебе не придется приползать ко мне на коленях и просить прощения, да?
– Прощения? За что? За то, что я появился на свет?
– Я никогда не был уверен, мой ты сын или нет. Но теперь это не имеет значения. Мне нужно кого-то назначить наследником. Этим наследником можешь быть ты.
Энтони так и подмывало бросить Линли в лицо, что ему не нужны ни его имение, ни его проклятый титул. Заявить, что он сам заработал состояние и пробил себе дорогу в жизни. Но потом ему пришло в голову, что, если старик не считает Энтони своим сыном, оставить ему наследство было бы поступком со стороны Линли.
– Почему ты думал, что моя мать тебя обманывала?
– Когда я на ней женился, она была еще ребенком. Видимо, ей вбили в голову, что она не должна ни огорчать меня, ни сердить. Первые несколько лет после свадьбы она со мной почти не разговаривала. Я и голоса-то ее почти не слышал.
Перед мысленным взором Энтони пронеслись воспоминания, о далеком детстве. Его мать с испуганным лицом берет его за руку, и они торопливо спускаются с лестницы и выходят из дома. Она умоляет Энтони не плакать, когда он упал и содрал колено. Мать ужасно боялась Линли. Он нагонял на нее ужас. Энтони понимал это, даже когда был совсем маленьким.
– Но однажды она пришла ко мне и сказала, что ждет ребенка. – Линли презрительно фыркнул. – Ей понадобилось десять лет, чтобы забеременеть. – Он пристально посмотрел на Энтони. – Возможно, ты мой сын. А может, сын дворецкого, или конюха, или странствующего торговца. Теперь ничего не докажешь.
– Если она так боялась тебя, зачем ей было рисковать? – ледяным тоном спросил Энтони.
Линли прищурился. Он молчал и барабанил пальцами по тросточке.
– По-моему, ты не сомневаешься в том, что она была тебе верна, – продолжал Энтони. – Если бы ты действительно подозревал, что она носит под сердцем ребенка от другого мужчины, ты бы выгнал ее из дома. Так же как выгнал меня. У тебя не было к ней никаких чувств, но ты понимал, что тебе нужен наследник. Поэтому ты никогда не отрекался от нас – ни от меня, ни от матери.
Линли был взбешен.
– Не забывай, с кем говоришь. Мог бы проявить ко мне хоть каплю благодарности. Разве хороший сын унижает отца?
– Хороший отец проявляет к сыну доброжелательный интерес.
Граф, поджал губы.
– Я исполнял свой долг – оплачивал твое образование в лучших школах. Но из всех школ тебя выгоняли.
Энтони скривил губы.
– Да, не стоило мне обыгрывать в карты преподавателя математики. Как я посмел это сделать?
– А один раз тебя исключили за драку. Чуть что – ты пускал в ход кулаки, словно какой-нибудь простолюдин. Ты позорил фамильную честь.
– Я не сдержался, когда оскорбили мою мать, – сказал Энтони. – Хотя уверен, что тебе этого не понять, ведь ты был к ней равнодушен. А я ее любил – и поэтому не смолчал.
