— Мне ведь все ведомо о вас, леди Ева.
Она вздрогнула, даже словно чуть испугалась, но лишь пожала плечами в ответ.
— Да ну?
— Именно так, миледи. Если мой спутник ослеплен вашими чарами, то я вижу вас насквозь.
Она глядела на него странным, давящим взглядом.
— Что вы собираетесь делать?
— Для начала я предупрежу мистера Трентона о ваших планах. О вашей охоте на него. Ведь вы выбрали его своей добычей и идете на него, как хищный зверь по следу.
Она спокойно проверила седло:
— Похоже, вы заблуждаетесь. Мы уговорились с мистером Трентоном, где встретимся, и я сейчас просто спешу к нему.
Она уже взяла лошадь под уздцы, когда Джулиан вдруг сильно схватил ее за запястье и развернул к себе:
— Не советовал бы вам играть со мной, мисс Ева! Ведь мы оба знаем, кто такой мистер Трентон, и я могу доказать ему, что ваш интерес к нему не случаен. Когда я открою ему глаза на ваши козни, так ли уж благосклонно он будет принимать ваши знаки внимания?
Выражение на лице Евы менялось, как блики на поверхности воды: страх, удивление, гнев, злость, насмешка. Потом она так резко вырвала у него руку, что ее лошадка испуганно фыркнула и попятилась. Но Ева удержала ее. Она рассмеялась неприятным, злым смехом, ее глаза сузились, взгляд стал жестким.
— Не кажется ли вам, что вы много берете на себя, сэр? Вы всего лишь мой гость, но гость, которому я имею право в любой момент указать на дверь.
— В таком случае и мистер Трентон последует за мной.
— Вы уверены?
Она взглянула на него едва ли не кокетливо:
— Вы просто ревнуете меня к мистеру Трентону. Вы ревнивы, как жена на сносях, сэр. И это выглядит отвратительно.
— А по-моему, ревновать следовало бы не мне, а помощнику шерифа. Вот на ком вам бы следовало сосредоточить свое внимание.
Она спокойно пожала плечами:
— А это уже не ваше дело, милейший. Впрочем, я еду. Если вы будете меня удерживать, я подниму шум и обвиню вас в самых худших грехах. Скажу, что вы приставали ко мне. Посмотрим, понравится ли это мистеру Трентону. — И опять этот насмешливо-кокетливый взгляд.
Она спокойно направилась к выходу, а Джулиан едва не задохнулся от ее наглости. О, эта женщина способна на все. И самое ужасное, что она знает, что делает. Король, безусловно, примет ее сторону.
Ева уже садилось в седло, когда Джулиан, все еще кипя от негодования, вышел из конюшни.
В это время со стороны замка стали долетать крики, почти визг. Невольно и Джулиан, и Ева повернулись в сторону фасада замка. Потом Джулиан услышал, как Ева решительно произнесла:
— Ах, что бы там ни случилось!..
Она хлестнула по крупу лошадь и поскакала по аллее прочь. Джулиан ее понимал. Эта женщина поставила себе цель и будет идти к ней, несмотря ни на что. Какова чертовка!
То, что произошло, потрясло всех.
Кэтти, отоспавшись после макового отвара, направилась в сторону спальни леди Элизабет, которая тоже не спешила вызывать прислугу звоном колокольчика. Но завтрак был уже готов, дядя Энтони ожидал в трапезной, а его сестра словно бы и не торопилась приступить к излюбленному занятию — еде. Сонная служанка была даже благодарна ей за эту задержку. Позевывая и протирая глаза, она прошла в опочивальню миледи… и спустя мгновение вынеслась оттуда с округлившимися от ужаса глазами, вереща во все горло. Когда сбежались на крики, она ничего не могла произнести, ее лишь вырвало прямо на блестящий паркет.
Это был кошмар. Леди Элизабет Робсарт лежала на собственном ложе в луже крови с перерезанным горлом и выпотрошенными внутренностями, перемазанная кровью и покрытая перьями из распоротой подушки. Рэйчел едва не потеряла сознание, когда увидела все это, и еле смогла выйти из комнаты. В первый миг она едва не велела позвать Стивена, но сдержалась, вспомнив, что сама же отказалась от его услуг.
Однако послать за Стивеном все же пришлось. Позже, когда тело леди Элизабет уже привели в порядок и даже обрядили для погребения. В Сент-Прайори это делалось привычно быстро. Рэйчел спокойно отдавала приказания, всем своим видом стараясь не показать, как ей страшно. А ведь ей после того, как она переговорила со слугами и охранниками, стало по-настоящему страшно. Она все прислушивалась — не раздастся ли топот копыт Гаррисона. Рэйчел сама не знала, зачем так ждет его. Ибо уже понимала, что опять будет ему лгать. Девушка взвалила на себя тяжелейшую ответственность, велев всем, даже оторопевшему Энтони, скрывать, как умерла тетушка. У леди Элизабет просто остановилось сердце — так было велено говорить всем. Даже если Энтони был возмущен этим, то доводы Рэйчел, что это необходимо, дабы не порочить репутацию семьи, его убедили. Слуги прекрасно поняли госпожу, лишь Джулиан был мрачен, но и он согласился молчать.
Ближе к обеду прибыли Карл и Ева, безмятежные, счастливые, улыбающиеся. Потом Ева узнала, что случилось, и тихо осела без сознания на руки короля. Джулиан презрительно отвернулся. Эта лисичка была слишком сильна и хитра, чтобы вдруг проявить такую слабость. Она просто играла на жалости короля, как играла и потом, когда плакала и дрожала в его объятиях, казалась столь испуганной и беспомощной. Но в этот странный день даже то, что Ева так жалась к гостю замка, не вызвало ни у кого удивления. Все были слишком оглушены случившимся, сбиты с толку, напуганы.
Стивен прибыл ближе к вечеру. Рэйчел чувствовала, что не в силах глядеть ему в глаза. Однако когда Энтони Робсарт попросил полковника прислать в замок своих людей, она решительно отказала. Пожалуй, это было единственное, в чем проявилась ее воля. В остальном она была молчаливая, словно оглушенная. Энтони же теперь, когда оказался старшим в семье, наоборот, решительно взял все в свои руки. Он отдавал краткие и точные указания, провел отпевание, достойное леди Элизабет Робсарт, прочитал проповедь о тщете всего земного и даже успокоил пытавшихся разойтись поденщиков — от них постарались скрыть, как умерла старая леди, но все же кое-какие слухи просочились и изрядно всех напугали. Энтони сумел все уладить, он долго говорил с ними, путано и туманно, чем совсем очаровал и подчинил простолюдинов. Он ходил по замку как хозяин.
Стивен ни во что не вмешивался и услал двоих приехавших с ним людей, так ничего им не сообщив. Ева при нем держалась со скромным достоинством, даже не льнула больше к Карлу. Но ночью Джулиан слышал, как король покинул свою комнату и тихо прошел по коридору. Он даже зубами скрипнул с досады. Как же! Пошел утешать на ложе свою нежную Линдабарду, целовать ее заплаканные лживые глаза. У Джулиана даже мелькнула мысль разрубить махом этот узел — пойти и провести в комнату любовников Стивена Гаррисона. Он все же сдержался: что бы ни происходило, он должен прежде всего думать о безопасности короля и не привлекать к нему лишний раз внимания парламентария Гаррисона.
