Солнце закатилось, на темном бархате ночного неба начали загораться звезды. Они вкусно и плотно поели, и в этот раз Эстреллита ела все, но без особого удовольствия. Уголки ее губ были скорбно опущены, а глаза потемнели от печати. Мак не вернулся.
Никто не поднимал эту тему, но все начали беспокоиться. Рано утром они должны уехать.
Но когда луна показала свой бледный лик над горными вершинами, неземные звуки наполнили мягкий ночной воздух. Это были звуки волынки.
Эстреллита выпрямилась, лицо ее внезапно засветилось, словно внутри вспыхнул огонь.
– Что это за песня? – спросила она. – Красивая.
– Это «Песнь любви», – тихо отозвалась Фейт.
Она запела:
Быстролетней летних дней,
Милой юности нежней, брайо-хей,
Ты пришла – и всех резвей Ты умчалась прочь.
Листья пали на траву,
Одинок я наяву, брайо-хей,
Тщетно сон к себе зову
Напролет всю ночь.[11]
– «Одинок я наяву». О, как красиво, – Эстреллита вытерла глаза. А что значит «брайо-хей»?
– Я не знаю. Это – шотландское наречие. Тебе придется спросить у Мака, – сказала Фейт и продолжила петь.
Эстреллита шмыгнула носом и поднялась.
– Это очень красивая песня. Глупец! Если ему одиноко без меня, зачем прятаться? – И она исчезла в темноте.
Фейт восторженно вздохнула.
– О, я надеюсь, у них все наладится, Николас.
– Я тоже, любимая. Сегодня чудесная ночь. Мы, конечно, можем сидеть здесь и предаваться бесплодным размышлениям, а можем пойти на улицу и... полюбоваться на луну. – Он пылко поцеловал ее.
Сердце Фейт наполнилось радостью. Она поняла его намек.
– О да, любимый, давай пойдем, полюбуемся на луну. – И они вышли, обнявшись, подлунный свет.
Эстреллита забралась на гору, следуя за звуками волынки. На открытом пятачке, окруженном низкими деревцами, она увидела одинокого волынщика, высокого и сильного, стоящего среди ночных теней. Внезапно она почувствовала странную робость и затаилась в темноте, ожидая, когда он доиграет красивую песню. Затем сделала несколько шагов в круг, чтобы лунный свет полностью осветил ее.
Мак заметил ее и отложил волынку. Инструмент печально вздохнул. Мак выпрямился и сложил руки на груди.
Он не подойдет к ней, поняла Эстреллита. На этот раз она сама должна прийти к нему. Она сделала глубокий вдох и пошла ему навстречу. Она приблизилась, чтобы видеть его лицо, и остановилась как вкопанная.
Перед ней стоял незнакомец.
– Кто ты? – спросила она. – Что ты сделал с моим Тавишем?
– Да это ж я, глупая ты ведьмочка.
Она подозрительно вглядывалась в его лицо.
– Ты не похож на моего Тавиша.
Незнакомец застенчиво потер подбородок.
– А, ну раз тебе так не нравилась моя борода, я ее сбрил. Ни для какой другой женщины я бы не сделал этого, Эстреллита.
– Ты сбрил бороду... для меня? – Ее взгляд обежал мужчину, оценивая его новую внешность, и она удовлетворенно кивнула: – Мне нравится, Тавиш. – Затем лицо ее омрачилось. – Фейт сказала мне, что ты не понимаешь, почему я не разговаривала с тобой.
– Да я ведь только хотел помочь. – Он был обижен, она слышала это по голосу.
Эстреллита кивнула:
– Тавиш, у моего народа такой обычай: после смерти близкого родственника женщина не должна разговаривать с мужчиной девять дней. Чтобы проявить уважение к покойнику.
Он шумно выдохнул.
– Вот оно как?..
– Да, – серьезно подтвердила она. – Значит, теперь все в порядке, Тавиш?
– Да, теперь все в порядке.
– Хорошо. Теперь мы можем говорить.
– Правда? Тогда иди ко мне, девочка.
Радостно подпрыгнув, она сократила расстояние между ними, протянула руку и потерла чисто выбритый подбородок.
– Мм, приятно. У тебя хороший подбородок, Тавиш. Сильный.
Мак протянул к ней руки, и она игриво отскочила. Она одарила его улыбкой, полной застенчивого женского обещания.
– О небо, девочка, ты убиваешь меня.
Мак не мог пошевелиться. Его переполняли вожделение, любовь, благодарность и бурная радость.
Немного нетерпеливо Эстреллита объяснила:
– Я выбираю тебя, Тавиш. Но я не девственница. Ты все еще хочешь жениться на мне? – В ее голосе слышалось волнение.
– Ох, да, девочка, я хочу жениться на тебе. Боже, как я хочу!
– Женщины в моем роду выбирают только один раз и до самой смерти. У нас не бывает других мужчин.
– Это здорово, – сказал Мак с огромным удовлетворением. – Ничего другого я и не хочу. Я тоже однолюб. А теперь иди, моя красавица, и поцелуй меня.
Она торжествующе взвизгнула, подбежала и прыгнула в его объятия. Она целовала его горячо и пылко, осыпая дождем поцелуев все его чисто выбритое лицо. И Мак понял, что больше никогда не отрастит бороду.
Фейт и Ник лежали на прохладной земле, любуясь мириадами мерцающих звезд. Они только что наслаждались друг другом и теперь лежали, завернувшись в одеяло.
Руки Николаса крепко обнимали Фейт.
– Знаешь, о чем я думаю?
– О чем?
– Я думаю о будущем. Строю планы! – Он поцеловал ее. – Я никогда раньше этого не делал – у меня никогда не было будущего, которое можно планировать. Думать о будущем для солдата – значит, искушать судьбу. А когда я перестал быть солдатом... ну, тогда у меня тоже не было будущего. – Он привлек ее ближе. – Это все благодаря тебе, моя дорогая, моя несравненная любовь. Ты дала мне будущее. Ты и есть мое будущее.
– О Николас! А ты сделал то же самое для меня.
Немного погодя он спросил:
– А о чем думаешь ты?
– О темноте, – ответила Фейт со счастливым вздохом.
– Неужели луна и звезды слишком ярки для тебя?
Она рассмеялась.
– Конечно, нет. Нет, я просто вспоминала свой сон, ну, помнишь, тот, особенный, о котором я рассказывала тебе? Тот, который заставил меня подумать, что Феликс – моя судьба. В моем сне музыка доносилась из темноты, ее играл человек во тьме.
– О!
Она приподнялась на локте и взглянула на него.
– Разве ты не понимаешь? Феликс никогда не был в темноте. Он всегда был на ярко освещенной сцене. Ты был мужчиной во тьме.
– Абсолютно точно. А ты принесла мне свет.
Она поцеловала его.
– Нет, я имела в виду, что...
– А я имел в виду, что ты очень красива в свете луны и звезд, моя любимая, и если ты думаешь, что я собираюсь лежать здесь и обсуждать старые сны, когда мы можем начать строить будущее, то ты сильно ошибаешься. – Он перекатил ее на спину и начал ласкать с нежной неторопливостью.
– Я думала, ты приказал мне не строить воздушных замков, – поддразнила она.
– Да. Но это было до того, как я понял, что у нас есть будущее и что нам надо где-то жить, – пробормотал он.
