С постоянной глубокой любовью Дебора Гульд».
«3 августа 1864 года.
В окопах к востоку от Атланты
Моя Дебора!
Шерман все еще пытается обойти нас с гораздо более крупными силами, чем наши, но генерал Джон-стон проявляет себя как специалист в стратегии выхода из-под удара и промедления, — это единственный образ действия, возможный для нас. Армии входят в соприкосновение каждый день, но я пока даже царапины не получил. Война главным образом заключается в том, что мы копаем окопы и ячейки для стрелков под жарким солнцем. Я видел, как умирают, и никогда не привыкну к этому, но я стал невосприимчив к обстановке смерти. И если я когда-нибудь буду опять жить на Сент-Саймонсе, я не буду обращать внимание на слепней. Сейчас больше нет времени писать. Над нами только что пролетело ядро по направлению к Атланте. Там люди живут в погребах и бомбоубежищах. Я жив и здоров, и люблю тебя и детей.
Хорейс Банч Гульд».
«12 августа 1864 года.
В окопах, Атланта
Любимая Дебора!
Твой ответ на мое последнее письмо еще не успел прийти, но сегодня мой день рождения и, как всегда, мои мысли далеко, в Бернейвилле, где ты и мои дорогие дети дожидаетесь конца этого страшного безумия. Этой бессмысленной войны, где американцы продолжают убивать американцев. Я тоже убивал, и воспоминание об этом никогда не сотрется. Небо к востоку очень темное и по нему плывут тучи, но темную часть неба пересекает радуга. Этот контраст для меня полон значения, — это как наша жизнь до этого безумия и теперь. Радуга также перекрывает пространство между нами и передает мне твою любовь, моя дорогая жена. Вокруг меня смерть и зловонные болезни, и несчастье, но там наверху, если я останусь жив, есть надежда, что мы опять попадем домой. Бумаги мало, так что я заканчиваю, люблю тебя и детей. Молись за меня, молись за всех нас.
Твой преданный муж Хорейс Банч Гульд».
«1 сентября 1864 года.
Бернейвилль, Джорджия
Любимый мой, мистер Гульд, дорогой!
Сегодня получила хорошее письмо от Мэри, она благодарит меня за то, что я сообщаю тебе об их жизни в Блэкшире. С бумагой здесь тоже плохо. Ее письма доходят до нас в Бернейвилле быстрее, но я знаю, что ей тяжело, что она не может писать тебе. Она и Джейн, и тетя Каролина, и папа Джон чувствуют себя хорошо. Мы по-прежнему живем в нашем домишке. У нас достаточно еды, хотя разнообразия мало — кормовая капуста, репа, бататы и немного мяса. Чтобы сэкономить бумагу, как ты видишь, я пишу между строчками твоего последнего письма, и у меня сердце разрывается из-за того, что придется расстаться хотя бы с одним листком, к которому прикасались твои руки. Я не пропускаю ни одного дня без занятий, и дети неплохо усваивают мои уроки. Пришло сообщение, что по приказу генерала Борегара, школу мадам Ла Кост в Саванне надо закрыть, и Джейн и Джесси в отчаянии, что им придется уехать и жить в Бернейвилле. Я не писала тебе, пока не узнала, что для наших дорогих девочек будет возможность приехать сюда. Милая мадам Ла Кост отправляет их с двумя молодыми офицерами из гарнизона. Бог заботиться о нас.
Твоя любящая жена Дебора Гульд».
«7 сентября 1864 года.
Бивуак близ Джонсборо
Любимая Дебора!
Клочок оберточной бумаги. Я пишу коротко. Генерал Джонстон был отстранен от командования 17 июля в пользу генерала Гуда. С тех пор мы сразу проиграли четыре важных сражения. Союзная армия вошла в Атланту 2 сентября. Мне дали отпуск и, когда ты получишь это письмо, я уже буду в пути к вам. Я теперь капитан.
Твой любящий муж Хорейс Банч Гульд».
Дебора долго сидела, прочитав письмо, не в состоянии даже плакать. Он возвращается домой. Она опять увидит его лицо. Она опять почувствует себя уверенно в его объятиях. Она услышит его голос. Было не совсем честно не сказать сразу детям, игравшим во дворе, но она так долго сдерживала слезы, что, пожалуй, имела право на лишних пять минут в одиночестве. По лицу ее потекли слезы, и она заплакала так сильно и открыто, как не позволяла себе плакать все долгие месяцы его отсутствия. Потом она откинулась на спинку милого кресла-качалки из Блэк-Бэнкса — того, которое зацепилось за борт плоскодонки и не пропало в проливе Баттермильк, — и впервые после его ухода в марте 1863 года, смогла отдохнуть.
Лучи теплого золотистого осеннего солнца упали на жестяную полоску, которую младший Хорейс прибил над отверстием крысиной норки. Она заблестела и стала почти красивой. Дебора внезапно села прямо. Как он доберется домой? Часть пути, может быть, поездом, но вокруг Бернейвилля железные дороги были разрушены, рельсы увезены на Север для укреплений Конфедератов. Удастся ли ему найти лошадь? Или придется просить, чтобы подвезли? Два молодых Демира и Тип Кинг были вынуждены просить о подвозе и идти пешком. Может быть, ему придется тащиться милями в жаркие сентябрьские дни и ночи и ночевать в лесах?! Добрый Боже, защити его! Позаботься о твоем чаде, Хорейсе Гульде, — молилась она. — Приведи его к нам благополучно.
— Мама?
— Анна! Что ты делаешь, почему спряталась за шкаф, милая? Я думала, что ты играешь с остальными детьми у залива.
Дебора увидела, что губы Анны задрожали и ее серые глазки наполнились слезами.
— Мама не сердится, девочка, просто это было неожиданно, и я вздрогнула.
— Я… я бы не стала прятаться, но ты так странно вела себя. Извини, мама, я не хотела ничего плохого.
— Ну, ну, сейчас не время плакать. Нет, я беру это назад, именно сейчас очень кстати поплакать. — Она протянула руки к девочке. — И если ты меня поддержишь, я начну опять, вместе с тобой.
— У папы все благополучно?
Дебора отстранила ее на расстояние вытянутой руки, глядя ей прямо в глаза.
— Да! У папы все благополучно и он приедет к нам.
С минуту Анна смотрела на мать. Потом на ее заостренном личике появился яркий румянец.
— Мы сможем — сможем поехать назад в Блэк-Бэнкс, когда приедет папа?
— Нет, к сожалению нет, дорогая. Но сегодня надо только радоваться и ждать папу. Он может даже послезавтра быть уже здесь. — Анна не стала прыгать, как сделали бы остальные, она стояла очень прямо, сжав руки, и глубоко дышала, стараясь сдержать радость. — Можешь кричать и визжать, Анна. Мне и самой этого хочется.
— О, нет, — прошептала Анна, — я слишком счастлива.
Дети не узнали его, когда он тяжело прибрел по грунтовой дороге в сапогах, заляпанных грязью, но Дебора увидела его издалека и подбежала к нему. Несколько секунд она была в его объятиях, его грубая куртка царапала ее лицо, когда он так сильно прижал ее голову к своему плечу, что ей было трудно дышать.
