Надо посоветоваться с другими акробатами. Только Наташа робко высказала свое предложение, как в ответ услышала такой дружный хохот, что даже оторопела.
— Я сказала что-нибудь не то?
— Не смущайся, — похлопала её по плечу Вера Холодова, — ты сказала то, что пять минут назад нам доказывал Федя. Мол, как это было бы здорово взять в аттракцион животных. Например, его медведя Гошу — такого в воздушной акробатике ещё не было!
— Что за смех, молодые люди? — подошел к ним шпрехшталмейстер Принц. Разве вы репетируете клоунаду?
— Мы обсуждаем идеи, Эдуард Филиппович, причем одну безумнее другой, с улыбкой пожаловалась Вера. — Красавин предлагает ввести в аттракцион медведя, а Романова — обезьяну.
— Когда-то идеи Эйнштейна признавались безумными, — задумчиво сказал шпрех, — а сейчас без его теории относительности ученые не представляют себе науки… Ваша затея насчет животных безусловно оригинальна, но вот как отнесутся к этому сами животные?
— Вы так говорите, будто животные что-то там понимают, — заметила Надя Холодова. — Как заставят, так и отнесутся! Прикрикнут, хлыстом махнут заработают как миленькие!.. Вот я видела в Италии одного дрессировщика. Он заставлял тигра через огненное кольцо прыгать! Как сам тигр к этому относился? У него ведь от природы страх перед огнем! Вот и получается, что страх перед хлыстом сильнее природного страха!
— Эх, Наденька! — вздохнул Принц. — Почему вы думаете, что дрессировщиком может быть каждый артист цирка? Кроме собственной силы воли и хлыста в руках, животных надо любить и понимать!.. Ну а вы, дрессировщики, с чего будете начинать?
— Сначала их нужно к манежу приучить, к товарищам по аттракциону… предположила Наташа.
Она увлеченно рассказывала и вдруг запнулась, поймав на себе изучающий взгляд Закревского. Кроме интереса, в нем было и беспокойство: пришла ли она в себя, выдержит ли напряженную работу, которая ожидает их в самом ближайшем будущем? Ей стало тепло при мысли, что товарищи беспокоятся о ней, что она нужна им как артистка, как друг… Удивительное чувство сознание собственной нужности! А теперь она ещё получила одобрение человека, чьим мнением дорожила…
— Ребята, а где Романова? — некоторое время спустя хватились её Холодовы.
— Наверняка за Эммой побежала, — вздохнул Красавин: угораздило же его Гошу именно сегодня заболеть желудком. Он тоже с удовольствием притащил бы медвежонка на манеж!
Когда Романова вывела Эмму из клетки, двое служителей на всякий случай отошли на почтительное расстояние — они знали, как свирепела обезьяна, когда кто-то посторонний приближался к клетке, и не без основания считали Эмму опасной.
— Пора работать, Эммочка, — сказала Наташа, надевая на шимпанзе ошейник. — Арбайтен [49], Эмма!
Обезьяна насторожилась: а где же бич, которым станут гнать её на работу? Почему её спасительница говорит прежним спокойным тоном? Она по привычке зарычала, но услышала, как Наташа говорит укоризненно:
— Ты же воспитанная девочка! К чему эти уличные манеры?!
И все же, на всякий случай, Наташа привязала поводок к своему поясу: кто знает, как поведет себя Эмма на манеже? Молодая укротительница взяла обезьяну за переднюю лапу как человека — сможет она пойти на задних лапах? Но она пошла рядом с Наташей, смешно переваливаясь и настороженно, по-прежнему злобно посматривая по сторонам.
— А хлыстик-то я все же взял бы, — услышала Наташа голос стоящего у форганга [50] шпреха.
— Спешите видеть, впервые на манеже артистка Эмма Романова! — провозгласил при виде их Федор Красавин и тут же получил от жены легкий подзатыльник. — Уже и пошутить нельзя!
— Нашел время! — Анечка боялась, что подруга к таким шуткам пока не расположена, но ошиблась.
Наталья лишь улыбнулась его словам и пообещала:
— Вот погодите, месяц-другой пройдет, ещё Эммой гордиться будете! Когда зрители не на вас будут смотреть, а на нее… Федя, а где же твой Гоша? Пусть бы они с Эммой пока привыкали друг к другу!
— Веришь, Наташа, как назло: поел что-то несвежее, а теперь его желудок мучает. Он ведь ещё маленький, а вынужден со взрослыми медведями питаться.
— А ты бы хотел, чтобы он питался с нами? — вмешалась Анечка. — Благодарю покорно!.. А Гошке своему клизму сделай!
Она хихикнула.
— Между прочим, ветеринар советовал то же самое! — не сдавался Федор. — Вот отрепетируем, я им и займусь!
— Ну и пожалуйста! — надула губки Анечка. — Раз тебе среди людей делать нечего.
Между тем сестры Холодовы поднялись под купол и там, вчерне, показывали Закревскому как руководителю аттракциона первые упражнения сценария.
— Теперь — Романова, — скомандовал Станислав, застегивая на Наташе лонжу, и еле успел отскочить в сторону: Эмма бросилась на него. К счастью, поводок оказался коротким.
— Еще одна ревнивица! — хмыкнул он.
— А кого ты имеешь в виду под первой? — подступила к нему Анечка.
— Наверное, ту, что спрашивает?
На всякий случай после этих слов Станислав отошел подальше.
— Работаем! Работаем! — крикнул он, сделав знак Федору. Мужчины быстро поднялись наверх по двум канатам.
Наташа висела, уцепившись ногами за перекладину. Опять ей пришлось подавлять в себе страх, вызванный подъемом на высоту. "Наверное, говорила она когда-то Александру, — мои далекие предки были кочевниками. Если безбрежные степные просторы вызывают во мне священный трепет и желание мчаться во весь опор, то горы я предпочитаю видеть на горизонте в виде укутанных туманом силуэтов. От одной мысли, что нужно подниматься на высоту, у меня кружится голова…"
И вот, словно в насмешку, судьба подбросила ей соблазнительную возможность участвовать в новом аттракционе. По сценарию она должна была стрелять в мишень из самых немыслимых положений, в том числе и из виса вниз головой!
Наташа опять забыла о своем таланте к внушению. Ведь если как следует сосредоточиться, можно представить себя висящей над полом не в нескольких метрах, а, к примеру, в полуметре… Она ещё раз посмотрела вниз: кружится ли голова? То, что увидела внизу, заставило её забыть собственные страхи. Привязанная к трапеции поводком Эмма, пища и судорожно цепляясь за веревку, удерживающую трапецию в равновесии, пыталась ползти к ней наверх. И в тот момент, и много раз потом Наташа не переставала удивляться преданности животного приласкавшему его человеку!
— Эммочка, потерпи, я иду к тебе! — Наталья потянула к себе канат, по которому поднялся наверх Федор Красавин, и легко соскользнула по нему вниз?
