Сначала между старой дорогой на Пенрит и той, по которой мы ехали из Джернейва, не ощущалось большой разницы, но когда мы проехали какое-то расстояние от города и поднялись на возвышение, Корми позвал меня голосом, в котором явно чувствовался страх. Я положил руку на эфес меча, прежде чем посмотрел туда, куда он указывал, а Мервин, стоявший ближе ко мне, пробормотал:
– Волшебство!
– Волшебство? – переспросил я.
Мы увидели круглую поляну. На ней не было ни единого куста, а выглядела так, как если бы ее аккуратно косили. – Но волшебство – это дело маленького народа. А поляна была около двадцати ярдов в диаметре, и на ней был глубокий ров и канава. Однако я сомневался, что этот ров и канава предназначены для обороны. Во-первых они были слишком велики и глубоки, чтобы быть делом рук маленького народа, и к тому же недостаточно глубоки, чтобы ж скрыть защитников. Во-вторых я видел вершину насыпного |укрытия, но там не было следов от частокола. Более того я видел, что там была приглашающая тропинка из зеленого дерна, которая вела в круг. Я вопросительно посмотрел на Мелюзину.
– Я не знаю что это, – сказала Мелюзина, отвечая на мой вопрос. – Но я проезжала здесь много раз, и со мной не случалось ничего плохого.
Ее голос был ровный, как если бы ее не интересовало это странное место. Но мне показалось, что она знает больше, чем говорит.
– Это страна леди Мелюзины, – сказал я людям. – И это место безопасно…
– Нет, я не говорила этого, – перебила Мелюзина. – Я знаю, что один человек может здесь пройти днем в безопасности. Но это все, что я знаю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попал в беду из-за того, что я успокоила его больше, чем могла.
Ее слова заставили меня задать себе вопрос, не намеренно ли Мелюзина предупреждает нас, чтобы мы быстрее уходили, потому что этот круг – условное место встречи мятежников. Я осмотрел снова это место, когда мы спустились с холма, и посмеялся над своей глупостью. Какой здравомыслящий человек придет, задумывая какой-то заговор, в это странное место, когда он может встретиться со своими сообщниками у своего же костра, в безопасном лесу или в поле, где у него меньше шансов быть замеченным. Мелюзина, должно быть, сказала правду об этом круге, даже если она и не говорит все, что знает.
Когда мы спустились вниз, лужайка оказалась спрятанной деревьями, которые росли по краям дороги. Мы осторожно проехали это место легким галопом, но долго удержать эту скорость не смогли. Мелюзина (а ее, кажется, забавляла наша осторожность: она впервые за этот день развеселилась) вскоре крикнула нам, чтобы мы разворачивались. Она остановила Кусачку у начала узкой дорожки, которую я посчитал тропинкой для игр. Дорожка вела на юго-запад, туда, где, казалось, была лишь непроходимая глушь. Но мы не проехали и мили, как выбрались из зарослей и тропинка повела вдоль маленькой речки. Я понял, что это не дорожка для игр. Низкие ветви были обрублены настолько, чтобы здесь могли проехать нагруженные лошади, но видимо, это происходило редко, потому что, как я заметил, свежая поросль не была срублена. Мелюзина это тоже заметила, но что она подумала, я не знаю: ее лицо стало непроницаемым, темным и печальным.
Дорожка хоть и была узкая, но хорошо расчищенная и по ней было легко ехать. Примерно с час мы продвигались без всяких неожиданностей, пока на невысокой возвышенности нашему взору не открылся небольшой луг. Даже у меня перехватило дыхание и я не мог оторвать глаз от раскинувшейся перед нами красоты. Мелюзина остановилась рядом со мной. Я услышал, как из ее груди вырвался звук похожий на всхлипывание, и, не посмотрев на Мелюзину, похлопал ее по руке. А перед нами лежало озеро, отсвечивающее серебром под светло-серым небом. Оно тянулось до отвесных холмов, складками переходивших из одного в другой. Леса отражались в водной глади, и рядом с нами она казалось зеленой, а вдалеке – голубой и фиолетовой. За исключением нескольких овец, пасущихся на лужайке, четырех маленьких домиков, какой-то постройки вроде конюшни и огороженного загона для лошадей около воды, там не было никаких следов деятельности человека. А на восточном берегу озера (я, конечно, не был уверен, но мне казалось) холмы отвесно падали в воду.
Хотя берег и казался отвесным, но там, видимо, была складка земли, за которой должна быть пашня. Однако поскольку дорожка снова повернула на восток и повела нас за какими-то строениями, то мы не могли увидеть этого.
Затем дорожка повела на юг, вдоль западного берега озера, и Мелюзина уверенно пустила Кусачку рысью через северную часть равнины, а потом прямо к озеру. Когда Мелюзина резко повернула направо и исчезла я окликнул ее, опасаясь, что она может упасть в воду. Но не услышал всплеска воды, и поэтому довольно спокойно ехал вперед, пока не оказался на тропинке, которая была не шире туловища Барбе и висела прямо над водой. Правда, здесь было невысоко – четыре или пять футов, но впереди я увидел место, где дорожка не была ограничена огромными деревьями и висела на высоте более сотни футов.
Фечин, смотревший по направлению моего взгляда, пробормотал:
– Нам нужны пауки, а не лошади, чтобы проехать здесь.
Мелюзина была уже довольно далеко впереди, и я только пожал плечами и мягко тронул Барбе вперед. Он охотно пошел вперед, и я догадался, что тропинка достаточно твердая и ровная.
– Не смотрите вниз! – крикнул я через плечо. – Смотрите вперед и на дорогу, чтобы на ней не было ямок и камней.
Я поехал вперед за быстро удаляющейся Мелюзиной и закричал ей, чтобы она остановилась. Но ее чертова лошадь, вместо того чтобы остановиться, пошла вперед рысью. Мелюзина не сдерживала ее, а я не мог ехать за ней с такой скоростью, да и Корми уже кричал мне, что нужно помочь Эдне. Я ругал Мелюзину, пока возвращал Барбе на несколько шагов назад к более широкому месту, чтобы развернуть его. Мелюзина не могла уехать далеко, но я был охвачен страхом, что она использовала первый же представившийся шанс, чтобы убежать.
Я обругал Эдну, хотя она, бедняжка, не заслужила этого. Честно говоря, я удивлялся, с какой легкостью она принимает все неудобства нашей долгой поездки. Она оказалась очень привязанной к Мелюзине и обладала стоической выдержкой в этом путешествии. А у Эдны было лишь несколько часов, чтобы научиться сидеть в седле. Мы уже проехали почти сорок миль от Джернейва, когда Эдна спешилась на ночлег прошлой ночью, Мелюзина обратила внимание на ее одеревеневшие ноги и попросила меня послать человека за мазью, чтобы смазать воспаленное тело Эдны. И придя утром помочь Мелюзине одеться, Эдна уже чувствовала себя лучше, хотя все еще не слишком хорошо. Она не жаловалась, когда Фечин помог ей сесть в седло Мервина и потом, когда пересела в седло Корми, чтобы дать отдых лошади Мервина. Наверное, она чувствовала слабость от боли и усталости, поэтому увидев извивающуюся по утесам тропинку, настолько испугалась, что чуть не упала в обморок.
