— Позволь мне напомнить тебе, что ты разговариваешь с дочерью герцога Шарля-Александра де Ламбера, помолвленной с маркизом де Бире. И ты всерьез думаешь, что я могу полюбить какого-то сына торговца? — Она рассмеялась.
— Но кто же тогда рисковал жизнью, чтобы вытащить его из Ла-Форс? — ехидно поинтересовался инспектор.
Жаклин снисходительно взглянула на него.
— Тебе невозможно понять, о чем идет речь, так как это было дело чести, — сказала она холодно. — Спасение Армана Сент-Джеймса было моим долгом. А сейчас ты просто теряешь время.
— Что ж, посмотрим. — Никола откинулся назад, и закрыл глаза. — Посмотрим.
— Ее арестовали.
Липкий холодный страх проник в сердце Армана, но он ничем не выдал себя. Его люди не должны видеть слабость вожака.
— Когда это случилось? — спросил он.
— Вчера, — ответил Джон. — Сразу, как только она появилась здесь, инспектор из Парижа арестовал ее на постоялом дворе, где они с маркизом собирались нанять экипаж.
Негодяй уже ждал ее, и она пришла к нему прямо в руки. Как все это глупо.
— Где маркиз?
— Он сел вместе с ней в экипаж, но до тюрьмы он не доехал и где находится теперь — неизвестно.
— Скорее всего этот слизняк уже давно в Англии, — не сдержал своей ярости Сидни.
— Не сомневаюсь. — Арман кивнул. — А в какой тюрьме содержат мадемуазель де Ламбер?
Джон склонился над разложенной на столе картой.
— Вот здесь, на окраине города. — Он указал место пальцем. — Тюрьма одноэтажная, и в ней всего две или три камеры.
— Из чего она построена? — спросил Арман.
— Из камня, — ответил Эндрю, служивший на «Анжелике» матросом. — Стены толщиной не меньше фута.
— Окна?
— Одно, но оно очень маленькое, и на нем решетка. Даже ребенок в него не пролезет.
— Я могу хотя бы попробовать, — встрепенулся стоявший рядом Филипп.
Арман отрицательно покачал головой.
— Охрана?
— Вот это действительно проблема, — вздохнул Эндрю. — Тюрьма выглядит так, словно там готовятся к серьезному бою — мы насчитали не меньше дюжины солдат снаружи. Сколько внутри — неизвестно.
— Странно, — наморщил лоб Сидни. — Зачем нужно так много, чтобы охранять ее — она же просто безоружная женщина.
— И почему она там? — вмешался Джон. — Если ее хотят казнить, то давно должны были увезти отсюда.
— Действительно. — Арман задумался. — А когда ее собираются перевозить в Париж?
— Одни говорят, что скоро, другие считают, что ее держат в Кале намеренно. Никто ничего точно не знает, — сказал Джон.
Легче всего было бы освободить Жаклин из экипажа, где-нибудь на пустынной дороге, тогда как напасть на охраняемую тюрьму в маленьком городке, где все на виду, являлось слишком трудной задачей. Именно на это и рассчитывал Никола.
Арман стиснул зубы.
— Не нравится мне все это, — пробормотал Сидни. — Он ждет, когда вы появитесь у тюрьмы, чтобы схватить вас.
— Еще одна ловушка, — уточнил Филипп.
— Похоже на то. — Арман разгладил ладонью карту.
— И что мы будем делать?
В каюте повисла тревожная тишина — все ждали, какое решение примет командир.
Неожиданно Арман поднял глаза от карты и улыбнулся.
Тусклый свет, пробивающийся в маленькое окошко камеры, подсказал Жаклин, что день приближается к вечеру. Наступала третья ночь, которую ей предстояло провести взаперти. Ее последняя ночь.
Она знала, что собирается совершить страшный грех, но в мире, где не осталось ничего святого, не осталось и грехов, Жаклин надеялась, что Господь найдет в себе силы простить ее. Нельзя было позволять Никола использовать ее как приманку для поимки Черного Принца. Ее смерть неизбежна, а Арман должен находиться на свободе: если он узнает о ее исчезновении и захочет спасти, то обязательно попадет в руки к Никола.
Жаклин решила, что умирать совсем не страшно. Арман наверняка позаботится о ее сестрах и Филиппе. Жаль, что не оставила чего-то вроде завещания, но сборы проходили в такой спешке, что просто некогда было подумать об этом. В любом случае дети останутся в надежных руках, и она спокойно может присоединиться к отцу и Антуану.
Жаклин нащупала узкое лезвие ножа, который прятала под нижней юбкой. Охранники, обыскав ее плащ и сумку, нашли пистолет, но никто из них не догадался обыскать ее саму. Перед тем как покинуть Дувр, она пришила небольшой карман на внутреннюю сторону юбки и спрятала там нож. Два дня и две ночи Жаклин мечтала о том, как всадит нож Никола в сердце.
Сегодня это произойдет, подумала она с улыбкой. Он придет к ней как к беспомощной жертве, она пронзит его плоть, наслаждаясь видом крови, хлынувшей из раны. Его лицо исказится от ужаса, а потом, когда он будет лежать мертвый у ее ног, она вытащит нож из его груди и перережет себе вены, чтобы не доставить удовольствия Республике казнить ее публично. Она обманет их всех и станет победительницей, а не побежденной. Только бы Господь понял и простил ее.
Жаклин поднялась с кровати и направилась к небольшому столику у двери, на котором стоял кувшин с водой. Умывшись, она насухо вытерлась жестким полотенцем, после чего позвала охранника.
Небритый солдат в грязной форме подошел к двери, и в окошке появилось его недовольное лицо.
— В чем дело?
— Я хочу видеть инспектора Бурдона, — сказала Жаклин. — У меня имеется информация, которая должна его заинтересовать. Это важно, и мне необходимо переговорить с ним немедленно.
— Надеюсь, вы не собираетесь отвлекать его по пустякам, — сказал солдат и закрыл окошко.
Жаклин улыбнулась и достала нож. Холодная сталь сверкнула в полумраке. Она убрала нож под подушку и села на кровать. Теперь оставалось только ждать.
На улице уже совсем стемнело, когда она услышала звук поворачивающегося ключа. Дверь распахнулась, и Никола Бурдон вошел внутрь, вглядываясь во мрак камеры.
— Немедленно принесите сюда свечу, — приказал он. Охранник тут же достал откуда-то подсвечник с двумя свечами и поставил его на стол.
— Что-нибудь еще, инспектор? — подобострастно спросил он.
— Нет. Выйдите и подождите снаружи. — Никола начал стягивать перчатки. — Нам с гражданкой нужно обсудить одно важное дело.
Охранник вышел, и Жаклин некоторое время прислушивалась к его удаляющимся шагам.
— Итак, дорогая, мы снова наедине друг с другом, — сказал Никола, с вожделением глядя на нее.
— Я была удивлена, что ты так долго не приходил ко мне. — Голос Жаклин прозвучал тихо и мягко.
— Мой долг перед Республикой для меня важнее всего. Мне необходимо было дать указания солдатам и местным жителям, чтобы они немедленно докладывали обо всех незнакомцах, появляющихся в городе.
