Слуги удалились, чтобы выполнить эти сложные указания. А Марша вдруг как никогда остро поняла, что променяла праздное существование лондонского света на другую, полную труда и самопожертвования жизнь. С пугающей ясностью — учитывая, что ситуация была самой житейской, а она находилась дома, сидя в одиночестве на огромном диване, обитом шелком цвета слоновой кости, дожидаясь прихода матери, — она осознала, зачем ей понадобилась столь разительная перемена.
Это было нужно для того, чтобы сказать презренному Дункану Латтимору — когда она увидит его в следующий раз, — как богата ее жизнь, настолько выше она всего того, что случилось много лет назад.
Сегодня этот день настал. Она и не догадывалась, как жаждала этой встречи, как хорошо к ней подготовилась — годы и годы работы, цель которой была доказать, что она сильна, что осталась несломленной, несмотря на бесцеремонное вмешательство графа в ее жизнь и жизнь Финна.
Марша закрыла глаза. Настал миг ее торжества, оправдывающий все жертвы.
Но она ничего не почувствовала.
Господи, что бы это значило — ничего не почувствовала?
В холле послышались тихие шаги, и она открыла глаза. Зачем ей сердечные муки, если есть то, что она чувствует при звуке этих родных шагов, — радость и волнение. Любовь. И некоторую неловкость — но совсем чуть-чуть.
В гостиной появилась маркиза Брэди — видение в бледно-голубом, светлые, чуть ли не до белизны, волосы зачесаны наверх и искусно уложены.
— Ах, дорогая, как же я рада тебя видеть!
Марша вскочила с дивана.
— И я тебя, мама!
Подобно двум путникам в пустыне, приметившим оазис, они пошли навстречу друг другу по золотому бархатному обюссонскому ковру и встретились под люстрой, на которой позвякивали искрящиеся хрустальные подвески.
Мать обняла ладонями лицо дочери и расцеловала в обе щеки.
— Жаль, что ты не предупредила, что приедешь. Папа повез все семейство взглянуть на лошадь, которую собирается купить. Разумеется, я ее уже видела. Но он хочет услышать мнение детей. «Так заведено у Брэди», — говорит он. Да ты сама знаешь. — Ее глаза лукаво блеснули.
Марша рассмеялась.
— Я прекрасно знаю, как папа настаивает, чтобы все делалось, как «заведено у Брэди». — Она крепко обняла мать, наслаждаясь ее теплом и исходящим от нее ароматом земляники. — Я очень по тебе скучала. Прости, что не дала тебе знать, что приеду. Этот визит вышел случайно. И боюсь, я ненадолго. Я оставила кучера в ближайшей гостинице. Он заедет забрать меня через час.
— Просто безобразие, — сказала мать, но затем просияла: — Однако Бербанк распорядился подать чай. Мы выпьем чаю и поболтаем, только ты да я.
Она взяла Маршу под руку, и они пошли наверх, в маленькую гостиную, которая выходила окнами в сад позади дома. Там они уселись на мягкий диван в цветочек, с множеством крытых ситцем подушек. Комната была вполне в мамином стиле: нежно-розовый с кремовым, яркие акценты цвета зеленого листа.
Марша вздохнула. Как здесь хорошо! Как славно вновь оказаться в лоне семьи.
— Сегодня утром леди Эннис прислала мне письмо, — сообщила она. — Кажется, кому-то понадобилось, чтобы я именно сегодня приехала в Лондон и присмотрела шелк для платьев девочек-хористок. Притом что следующий их концерт состоится не раньше, чем через несколько месяцев, а мне нужно подготовить доклад к завтрашнему заседанию. Мы ожидаем, что к нам приедут родители некоторых учениц.
Мать взяла ее руку и крепко сжала.
— О Боже, ты вся в делах! Не виделась ли ты с кем-нибудь из наших знакомых, пока разъезжала по городу?
— Да. — Щеки Марши покрыл легкий румянец. — Мне повстречался лорд Чедвик. Мы столкнулись на улице. — Она не собиралась рассказывать всю историю, особенно о том, как ей было неловко — и какое сильное впечатление он на нее произвел.
— Ты знаешь, его не все одобряют. Но я должна сказать, что его общество всегда доставляло мне большое удовольствие в тех редких случаях, когда он наезжал в Лондон. — Мать очень хорошо относилась к людям в целом и редко отзывалась о ком-либо дурно. — У меня сложилось впечатление, что в последнее время он стал чаще показываться в обществе. Вероятно, мы тоже увидим его — скорее раньше, нежели позже.
— Почему его не одобряют?
Мать накрыла руку Марши своей.
— У него есть сын. Но родился на свет не в той постели.
— Правда? — Марша не смогла скрыть удивления.
Мать кивнула.
— Он и не скрывает ребенка, взял его в свой дом. Думаю, что граф и гроша ломаного не даст за то, какого мнения придерживается о нем свет. Вот почему многим он не нравится. Да и ты никогда особо его не жаловала.
— Да, — ответила Марша. — Не очень. — Она никогда не будет его поклонницей. Однако новость, что у него сын, решительно сделала графа интереснее. Но она не станет принимать всерьез его участие. Совсем нет. Она знала — с ее стороны это малодушие. Конечно, знала. Лорд Чедвик взбудоражил в ней прилив чувств и воспоминаний — плохих, вынуждена она была признать.
— Весь шарм достался Финну. — Мать словно угадала ее мысли. — Ты помнишь свадьбу в Ирландии? Ты была от него без ума.
— Очень хорошо помню, — ровным голосом отозвалась Марша. — Но поговорим лучше о папе. — Она решила казаться оживленной. — Как он поживает?
— О, у него все в порядке. — Мать тихонько засмеялась, подумав об отце, и скованное льдом сердце Марши — спасибо графу — тут же оттаяло. Ей так нравилось видеть, какое восхищение родители до сих пор питали друг к другу. — Однако ему ужасно не хватает ваших с ним утренних перепалок за завтраком.
— Что ж, летом по крайней мере у нас есть Бэллибрук. — Как тосковала она по их ирландскому дому, когда находилась от него вдали! — Это рай на земле.
— Так и есть. — Голос матери смягчился. С годами она начала говорить с папиными интонациями. — Но, дорогая, Бэллибрук далеко, за Ирландским морем. А здесь, в Лондоне, полно молодых красавцев, которые ищут твоего общества. Сколько еще лет папе отбиваться от них?
— Теперь я начальница школы, — мягко напомнила ей Марша.
Матери достало такта принять смущенный вид.
— Это очень важный пост. А ты так молода. Такой молодой начальницы у них никогда не было. — Ее голубые глаза светились гордостью. — Лорд Эннис увидел то, что давно видели мы с папой. Ты рождена, чтобы верховодить.
— Спасибо, мама. По правде говоря, я вполне могу обойтись без вышеупомянутых молодых красавцев. Я совершенно счастлива там, где я есть.
Мать стиснула руку Марши.
— Тогда и я счастлива за тебя.
Марша знала — как бы родители ни поддерживали ее, им хотелось видеть дочь замужней дамой, у которой свой дом, своя семья. Это было единственным поводом разногласий между ними с тех самых пор, как она отказалась дебютировать в Лондоне и даже быть представленной ко двору после окончания курса в Оук-Холле. Взамен дебюта, к огорчению родителей, она попросила устроить ей летом небольшой праздник в Бэллибруке и получила желаемое с последующим весьма скромным балом в Дублине. А затем она поразила их, когда вернулась в Оук-Холл, чтобы стать учительницей.
