Мать стиснула руку Марши.
— Тогда и я счастлива за тебя.
Марша знала — как бы родители ни поддерживали ее, им хотелось видеть дочь замужней дамой, у которой свой дом, своя семья. Это было единственным поводом разногласий между ними с тех самых пор, как она отказалась дебютировать в Лондоне и даже быть представленной ко двору после окончания курса в Оук-Холле. Взамен дебюта, к огорчению родителей, она попросила устроить ей летом небольшой праздник в Бэллибруке и получила желаемое с последующим весьма скромным балом в Дублине. А затем она поразила их, когда вернулась в Оук-Холл, чтобы стать учительницей.
Слуга тем временем принес восхитительный чайный поднос, и мать приступила к милому доброму ритуалу разливания чая — любимого ирландского сорта папы, — не прекращая болтать о сестрах и братьях Марши. Грегори наслаждался светской жизнью, а также несколько дней в неделю работал с отцом над проектами перестройки дома. Питер возомнил себя повесой и околачивался с приятелями в «Таттерсоллзе» или в «Джентльмене Джексоне». Дженис дебютировала и была представлена ко двору несколькими неделями раньше, и теперь домочадцы сбивались с ног, чтобы успевать принимать джентльменов, желающих нанести ей визит. Роберт находился дома на каникулах, окончив семестр в Итоне. Синтия зачитывалась древнегреческими мифами и просила домочадцев звать ее Андромедой.
Слушая мать, Марша думала — как же она счастлива. Вот предел счастья для того, кто поклялся отринуть романтическую любовь! Теперь она может сосредоточить чувства и помыслы на всех прочих: семье, друзьях, преподавателях ее школы, ученицах. Сердечные дела? Какие пустяки.
Однако чашка чаю должна была успокоить ее расстроенные нервы. Маршу поразила и испугала собственная реакция при встрече с лордом Чедвиком. Она едва сумела быть с ним любезной, как того требовали приличия. Когда она увидела его, в ней пробудилось к жизни нечто потаенное, что она полагала давно и навсегда уснувшим. Нечто, не идущее ни в какое сравнение с желанием оправиться от давней обиды, желанием доказать свое превосходство.
С годами он стал еще привлекательнее и каким-то непостижимым образом даже помолодел. Былое высокомерие исчезло. Наверное, дело в том, что он стал отцом? Наверное, он даже был влюблен в мать своего сына, и этот опыт смягчил его сердце.
Марше до смерти хотелось узнать о нем побольше, но она не осмеливалась спрашивать. Да и незачем, одернула она себя. Какое ей дело до лорда Чедвика? К тому же она не любительница сплетен.
— Я положу в коробку несколько штук, и ты сможешь взять их домой, — сказала мать, держа в руках блюдо с горкой черносмородиновых булочек.
Дом!
Как трогательно — мать понимает, что ей хочется самой выстроить свою жизнь. Она взрослая женщина с собственными надеждами и мечтами, и она работает над тем, чтобы они осуществились.
Марша позволила себе немного позлорадствовать, вспоминая, как лорд Чедвик, который прежде не желал ее замечать, теперь практически бежал за ней по улице.
Хорошо ощущать себя деловой женщиной, но еще лучше — обезопасить себя от новых обид.
Марша протянула руку к булочке, когда в гостиную вошла хорошенькая горничная, которую она раньше не видела.
— Прошу прощения, миледи. — Девушка присела в реверансе, застенчиво глядя на Маршу. — Леди Марша, к вам с визитом леди Эннис. Она говорит, что хочет обсудить с вами какое-то дело с глазу на глаз. Бербанк устроил ее в большой гостиной. Он говорит, что отправит ее восвояси, если вы хотите спокойно допить чай.
Это было удивительно. Леди Эннис — Лизандра, как называла ее в мыслях Марша — была ее одноклассницей в Оук-Холле. Как и Марша, по окончании школы она осталась, чтобы преподавать. Но Марша сама выбрала свой путь, а Лизандре просто некуда было деваться. Ее учебу оплачивали благотворители. Но Лизандра была хитра и умело расточала обаяние всем, включая лорда Энниса. Он взял ее в жены. Какое кому дело, что он был на сорок пять лет старше невесты?
Марша также знала, что Лизандра, которая потребовала от всех школьных подруг обращаться к ней не иначе как «леди Эннис», перебралась в лондонский дом виконта и закружилась в блестящем водовороте великосветской жизни. После смерти виконта она — против воли — сделалась попечительницей школы и была вынуждена, визжа и лягаясь, свалиться с небес на землю, то есть заняться школой Оук-Холл.
Марша встала и расправила юбки.
— Интересно, зачем она сюда явилась? Обсуждать какие-то дела?
— Возможно, хочет сэкономить на проезде обратно в Суррей, — сказала мать. — Но откуда она знает, что ты у нас?
— Наверное, догадалась, что я заеду повидаться. — Марша глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. — Лизандра — это единственное, что мне не нравится в моей работе. Хорошо хоть, что она живет в Лондоне и посещает школу довольно редко. До сих пор не могу поверить, что лорд Эннис попался на ее крючок. Он казался мне человеком умным и добрым.
Мать выгнула дугой изящную бровь.
— Он был стар и слаб здоровьем. Иногда мужчины, отчаявшись, обманывают самих себя, надеясь, что хорошенькое личико вернет им молодость и силы.
— Что ж, мы знаем, каким провалом для него обернулась эта затея, — горько усмехнулась Марша. — Ее занудство и попреки — вот что свело беднягу в могилу раньше срока. Но мне нужно, чтобы она пребывала в счастливом расположении духа — это входит в мои обязанности. Все вокруг — родители, ученицы, учителя — должны быть счастливы. Это тоже моя обязанность. Если хочешь знать, будь я мужчиной, сумела бы сделать отличную карьеру в парламенте.
Они с матерью обменялись веселыми ухмылками.
— Моя дорогая, ты не можешь заседать в парламенте. Но ты бы произвела фурор, если бы решила вернуться к нам в разгар сезона. — Глаза матери засияли. Она явно строила романтические планы относительно дочери. — Герцог Гленнарон очень красив и все время спрашивает о тебе.
— Мама! — Марша погрозила ей пальцем. — Кто я теперь, а?
— Начальница школы, — ответила маркиза, заливаясь розовым румянцем.
— Вот именно, — ласково сказала Марша и поправила прическу, поглядевшись в маленькое овальное зеркало. — Мне будет все равно, даже если герцог Гленнарон утопится в озере. А теперь жди здесь, и я все тебе расскажу, когда вернусь. — Обернувшись через плечо, она подмигнула матери и торопливо направилась вниз по лестнице в элегантную парадную гостиную.
Лизандра сидела на самом краю изящного стула в египетском стиле. Это была миниатюрная молодая леди с черными как смоль волосами, высокими скулами и огромными, окруженными пушистыми ресницами глазами цвета лаванды. Выглядела она точно кукла в витрине магазина, из тех, что манят к себе взгляды проходящих мимо девочек. Она и говорила, как кукла, тихим, детским голоском, наводящим на мысль о полной беззащитности его обладательницы.
