Эдгару де Валькуру в Мейденстонском замке почти не оказали сопротивления — некому было. Стефан же пренебрег призывами Аллена де ла Мансе к справедливости и тем самым лишил семейство родного крова и обрек на многолетние скитания. Но все эти долгие восемнадцать лет Экс-тон не забывал, что дом у него все-таки есть. Помнили об этом и его родители.
Так что он вовсе не собирался разорять свое родовое гнездо и тем более жечь его или убивать жителей. Наконец-то Мейденстон принадлежал ему. Уже опустился подъемный мост, перекрывая крепостной ров, — и ему, Экстону, оставалось только войти в замок и вступить во владение своей собственностью. Черт с ним, с этим де Валькуром! Пусть забирает своего израненного сына — все равно тот никакой угрозы теперь не представляет. Даже если он и останется в живых, никогда ему больше не поднять меча — слишком уж сильно изуродована его правая рука.
И еще одно намерение было у Экстона: жениться на старшей дочери, если у де Валькура окажется таковая. Он обязательно женится на этой женщине, какой бы она ни оказалась — красивой ли, уродливой, светловолосой или, наоборот, смуглой, как головешка. Женится, а потом постарается сделать ей ребенка — и как можно скорее. Только в этом случае он может быть уверен, что никто не заявит своих претензий на Мейденстон. Такого права не будет иметь никто.
Юноша с алым штандартом во главе процессии проехал по мосту, миновал арку ворот и оказался на замковом дворе. Линни и Беатрис наблюдали за всадником сквозь узкое, похожее на бойницу, оконце в отведенных им в замке покоях. Молодой человек был плотного телосложения, с темными, завивавшимися кольцами волосами; он кривил губы в высокомерной улыбке, которая тотчас вызвала у Линни острое раздражение. «Кто он, этот самоуверенный петушок? — задавалась вопросом девушка и сама же себе отвечала: — Без сомнения, сын де ла Мансе».
Двери в их с Беатрис покои с грохотом распахнулись, и сестры как по команде вздрогнули. Впрочем, напрасно — в покои вошла их бабка, леди Хэрриет, в сопровождении служанки по имени Ида.
— Ну-ка отойди в сторону, девчонка, — сказала леди Хэрриет и, вцепившись в руку Линни крепкими, словно железными, пальцами, отстранила внучку от окна.
Линни привычно попятилась от старухи. Сколько она себя помнила, после прикосновений бабки на ее теле всегда оставались синяки. Не то чтобы старуха намеренно старалась сделать ей больно, просто жестокое обращение с нелюбимой внучкой вошло у леди Хэрриет в привычку. Ничего подобного по отношению к Беатрис старуха себе не позволяла. Впрочем, синяки довольно быстро заживали.
Леди Хэрриет придвинулась к Беатрис, тоже высунулась из окна и облегченно вздохнула.
— Слава создателю, они везут с собой Мейнарда. Глянь, вон его повозка.
При этих словах Линни снова качнулась вперед кокну и даже встала на цыпочки в надежде разглядеть хоть что-нибудь над головами бабки и сестры. Впрочем, единственное, что она увидела, был полотняный верх, закрывавший повозку.
— Чума возьми этого де ла Мансе! — мстительно пожелала старуха и так злобно скривила рот, что обе девушки с удивлением на нее взглянули. — Чтоб он в ад провалился со всем своим семейством да не позабыл прихватить с собой и этого парня.
На этот раз Линни готова была согласиться с каждым словом бабушки. Да, этому парню самое место в аду. Беатрис тем временем пыталась успокоить старуху, которая тряслась, словно в лихорадке. — По-моему, опасаться надо вовсе не этого юнца… Не будь дурой. Он тоже де ла Мансе — сын проклятого Аллена. Нам надо опасаться их всех! Ах, знать бы, как извести его…
Леди Хэрриет с силой стукнула кулаком о каменную стену и отвернулась. Злость у нее на лице уступила место горечи. — Это он должен был лежать сейчас на повозке, истека кровью. Он, а не Мейнард. — Она перевела взгляд на Линии и еще больше помрачнела.
Линии снова инстинктивно отпрянула от бабки. Она хорошо знала этот взгляд старухи, который мигом превращал ее в испуганное беззащитное существо. Оттого-то она и старалась всегда держаться от леди Хэрриет подальше, но сейчас такой возможности не было.
— А вина за весь этот позор лежит на дьявольском отродье, которое живет среди нас, — прошипела леди Хэрриет. — Я, как всегда, оказалась права. Сначала от лихорадки умер твой брат, потом твоя мать отдала богу душу, и вот опять на нашу семью обрушилось бедствие — а все из-за того, что ты проклята богом!
Если бы Линни не увернулась, тяжелый посох, который старуха сжимала в руке, обрушился бы на ее плечи. Но она с детства затвердила этот урок: с бабкой надо держать ухо востро.
Теперь, когда Линни находилась на безопасном от старухи расстоянии, настал черед заволноваться ее сестре и служанке. Беатрис заломила руки, а Ида осенила себя крестным знамением, чтобы защититься от темных сил, исходивших — по ее мнению — от Линни. Тем самым и служанка, и даже сестра, быть может, того не желая, как бы отрекались от нее, отторгали ее от себя. Когда девушка осознала это, ее сердце пронзила острая печаль.
Но при этом она скорее бы умерла, нежели призналась — особенно бабке — в том, как болезненно задело ее их отношение.
Как всегда, первой на помощь ей поспешила Беатрис. Сжав запястье леди Хэрриет, она заставила ее отвести посох в сторону.
— Эти ссоры ни к чему не приведут. Нам нужно поскорее спуститься во двор, чтобы осмотреть раны Мейнарда. Подпустят ли нас к нему? Разрешат ли перенести его в покои?
— Кто знает, что у них на уме? — бросила леди Хэрриет. — Ведь они все равно что язычники — что бы там ни говорил отец Мартин.
Перед чистотой и рассудительностью Беатрис леди Хэрриет не могла устоять и постепенно сменила гнев на милость. Она помолчала и тяжело вздохнула.
— Эдгар дожидается посланцев де ла Мансе в большом зале, чтобы выслушать их условия. После чего они, вероятно, ответят и на наши вопросы. Но снисхождения от них не ждите — его не будет.
Леди Хэрриет посмотрела на Беатрис, и ее голос дрогнул от нежности.
— Нам необходимо защитить тебя, Беатрис. Если кто-нибудь из этих негодяев положит на тебя взгляд, неизвестно, будет ли в нашей власти защитить тебя от всяческих ужасов, которые могут затем последовать.
— Ужасов? — Молочно-белое лицо Беатрис побледнело еще больше, сделалось пепельным. — От каких таких ужасов? Что ты хочешь этим сказать?
— От насилия, хочу я сказать, вот что, — хрипло каркнула в ответ леди Хэрриет. — Солдаты победившей армии имеют обыкновение насиловать женщин. Но красота твоя и чистота могут оказать нам услугу и спасти нас. Даже Генрих — этот мальчишка, которому хватает дерзрсти называть себя королем, должен иметь понятие, что богатых наследниц лучше брать в…
