— А сегодня утром у меня было время причесаться, — закончила она.
— Вы их не причесали, — сказал он с отвращением. — Вы просто взяли и все испортили. Сделайте, как было вчера.
Изабель растерянно подняла руки и стала нащупывать шпильки, которыми были заколоты волосы. Пальцы дрожали и плохо ее слушались. Боже, как это ужасно, как неприлично — распускать волосы перед едва знакомым человеком.
Ей почему-то подумалось о публичном доме. При всей скудости своих познаний о проститутках Изабель знала, что они начинают свой… «сеанс» с очередным клиентом с того, что распускают перед ним волосы. А затем медленно снимают с себя жалкие платья, распускают шнурки на корсетах — да-да, точно на таких, как вот этот, что лежит у нее под ногами… Или это входит в привилегию их клиента — снимать и расшнуровывать?
Здесь познаний Изабель стало явно недостаточно. И уж совсем белым пятном для нее было то, чем проститутка занимается с мужчиной дальше, когда все уже снято и сброшено, и свеча золотит своим светом мягкие изгибы обнаженного женского тела. Они задувают свечу и… Изабель попыталась представить обнаженного мужчину, не смогла, смутилась и покраснела. В довершение всего ей никак не удавалось нащупать в волосах последнюю шпильку.
— А что за… что за идея у вашей бабушки насчет свадьбы? Я что-то не совсем понимаю, — переключилась она на более реальные вещи.
— Позвольте-ка мне помочь! — Терренс подошел к Изабель и запустил пальцы в ее локоны. — А идея у бабушки удивительно проста. Она хочет женить меня на девушке, которая отвечает ее идеалу моей жены.
От прикосновения его пальцев к волосам Изабель вдруг стало зябко. «Что это с вами происходит, мисс Клинтон?» — успела она мысленно спросить себя. А вот ответить не успела — все кончилось. Терренс наконец нащупал шпильку, легко выдернул ее и небрежным щелчком отправил в свободный полет.
— Итак, — продолжал он. — Ничего не сказав мне, за моей спиной — точь-в-точь как вы за спиной своего Джоша, — моя драгоценная бабушка находит для меня свой идеал и вступает в переговоры с папашей этого совершенства. Полагаю, что именно в эту минуту они заканчивают обсуждать наш брачный контракт. По своей великой милости бабушка изволила прислать мне письмо, в котором она выносит приговор моей свободе и восторженно расписывает достоинства моей будущей жены. По ее словам, мисс Эрроурут — хорошенькая, умненькая, воспитанная и кроткая особа. А уж поскольку бабушке угодно считать, что время моей женитьбы приспело, то она, не откладывая дела в долгий ящик, с воодушевлением берется за устройство моей личной жизни. Сам же я, как вы понимаете, не хочу идти камнем на дно и намерен еще побарахтаться. В конце концов, надежда умирает последней, так, кажется, говорят?
Изабель почувствовала, как рассыпаются по плечам освобожденные от шпилек волосы. Терренс подхватил ее локоны, пропуская тяжелые пряди между пальцами. По телу Изабель вновь пробежал холодок.
— Но… Но она же не может заставить вас жениться! — заметила она.
— Моя замечательная бабушка никого никогда и ни к чему не принуждает, — мрачно сказал Терренс, опускаясь на диванчик рядом с Изабель. — Она просто все устраивает.
Он еще раз прикоснулся к волосам Изабель, и жест его не был фамильярным или нахальным — нет, он был теплым и дружеским. Во всяком случае, Изабель истолковала его именно так.
Терренс помолчал и добавил с отчаянием:
— Знаете, все зовут мою бабушку «генералом».
— Понимаю, — сочувственно прошептала Изабель. — А теперь скажите, какова моя роль во всем этом?
— Ваша? — Грусть исчезла с лица Терренса. Его серые глаза оживленно заблестели. — Ваша роль, моя дорогая, — главная во всем моем спектакле. С вашей помощью я намерен устроить в Лондоне скандал. Да что там скандал — скандалище! — Он улыбнулся. — Кстати, устроить такой скандал не так-то и сложно. Зато каков должен быть эффект! Мою любовную связь с актриской — а именно эту роль вы и сыграете — не сможет переварить ни ангелоподобная мисс Эрроурут с ее широкими взглядами, ни моя драгоценная бабушка-генерал. И вот — счастливый миг: бабушка ставит на мне крест — о, как часто она обещала сделать это! — и наконец-то оставляет меня в покое. Отныне я обречен на одиночество, к которому так стремился!
— И все же — как вы собираетесь все это устроить? — поинтересовалась практичная Изабель.
— Не я, — многозначительно посмотрел он на девушку. — Мы.
— Но я же не актриса…
— Станете ею, — заверил он. — Скажите лучше, к каким ухищрениям вы прибегаете, чтобы сделать себе такие фиалковые глаза?
— Они у меня всегда были голубыми, — растерянно сказала Изабель.
— А кажутся фиалковыми.
— Да нет же…
— И волосы, — указал он пальцем на ее локоны. — Бабушка ни за что не поверит, что это натуральный цвет.
— Они… они натуральные. Я от рождения блондинка, — растерянно сказала Изабель.
— Замечательно, — пробормотал Терренс, и его глаза потемнели. — Вы на самом деле такая женщина, которую страшно потерять любому мужчине.
— Потерять? — Растерянность сменилась удивлением. — А зачем вам меня терять?
— Увы, это все же лучше, чем жениться на мисс Эрроурут, — ответил Терренс.
Их головы незаметно сближались. Еще секунда, и губы потянулись навстречу губам. Ресницы Изабель затрепетали.
Еще мгновение — и…
И стены гостиной вздрогнули от громкого крика:
— Гром и молния! Чем это вы тут занимаетесь с моей девочкой, господин хороший?
Изабель испуганно открыла глаза. Голова Терренса дернулась, словно на резинке, и резко откинулась назад. Изабель обвела комнату непонимающим взглядом. В дверях стояла Рут — в боевой стойке, подбоченясь, с глазами, из которых сыпались искры.
— Какой стыд, мисс Изабель, — прошипела Рут, вплывая в гостиную. — Какой позор! Вы ведете себя словно… шлюха!
Внезапно она замолчала и обернулась, проверяя себя. Нет, ей не показалось. Прямо возле ее ног на полу лежал красно-золотой корсет, украшенный смятыми кружевами.
— Пресвятая Матерь Божья! — в ужасе закричала экономка.
— О господи! — в один голос с нею воскликнул Терренс, давясь от смеха.
— До чего вы докатились! — закричала Рут и принялась яростно топтать злополучный корсет.
Тот скрипел и извивался под ее тяжелыми башмаками. Насладившись местью, Рут направилась к Терренсу. Во время расправы к ее ногам прицепился золоченый шнурок, и теперь весь корсет — еще более жалкий и помятый — волочился за экономкой словно крошечная баржа за огромным буксиром.
— Это козни дьявола! — повторила старая хранительница домашнего очага. — Что он сотворил с моей Изабель?
