Эмоции, поглотившие мужчину, были столь неистовы, столь бешены. И в то же время рыцарь сильно не хотел, чтобы они взяли над ним верх, так что он сделал небольшую паузу, наслаждаясь теплом ее тела, может, слишком долго наслаждаясь. Пока Бэрен стоял и любовался Женевьевой, она приходила в себя, очнувшись от того дурмана, что окутывал сознание. Девушка вся напряглась, ресницы поднялись, приоткрывая ошеломленные глаза, но, приглядевшись внимательнее, мужчина заметил в глубине толику обвинения.
— Вы так хорошо целуетесь при встрече, — сказала она. — Жаль, что ваши прощальные поцелуи не так сладки.
Бэрен резко отстранился от нее, будто отгораживаясь от обвинения в ее глазах, от прошлого, что девушка жестоко впустила в настоящее, которое угрожало захватить его целиком. Внезапно он ощутил какую-то пустоту — Женевьевы больше не было в его руках. На мгновение Бэрен поразился тому чувству потери, которое охватило мужчину.
— Или, может, вы забыли, что знали меня когда-то, прежде чем стали известным и богатым? — спросила Женевьева.
Бэрен посмотрел на нее, не желая, чтобы она поднимала на свет божий их прошлое. Неужели они не могли начать теперь все с чистого листа, будучи просто мужем и женой, не вспоминая того, что когда-то было? Он уже использовал почти все силы, чтобы выкинуть прошлое из своей жизни. Зачем Женевьева снова напоминала ему?
— Вы знаете, что я прекрасно вас помню, — сказал Бэрен резко.
— Да? — спросила она, повернувшись к нему. — Верится с трудом, так как я не услышала от вас ни единого слова с тех пор, как вы покинули эти места. Вы даже не сказали «до свидания!»
Бэрен с удивлением слушал ее взволнованный и прерывающийся голос, девушка резко отвернулась от него, не сумев выдержать пристального взгляда. С печалью рыцарь понял, что попытка оставить все в прошлом бесполезна, ибо ей тоже было больно из-за того, что случилось когда-то.
— Как мог я писать вам? Как смел говорить что-то о себе? — спросил Бэрен резко.
Когда Женевьева заговорила, все еще стоя к нему спиной, голос звучал низко, приглушенно.
— Может быть, просто потому, что мы — люди, и имеем чисто человеческое право общаться?
— Это было бы не так просто, и вам это известно, — сказал Бэрен. Женевьева никогда не понимала. Что она хотела от него? Правды? Он не желал этого, но у него не было выбора. Бэрен боялся, что у него не хватило бы сил уехать, если бы она предложила ему остаться тогда, годы назад. Ну, отчего он должен позволять ей пробуждать старых призраков? Что знал о ней теперь, понимал ли ее холодное предложение жениться и дальнейший отказ от любых отношений?
— Возможно, вы сможете мне все объяснить, — попросила девушка. Рыцарь посмотрел на нее, она повернулась к нему лицом и встала прямо перед ним, ее тонкие брови поднялись вверх, четко выделяясь на бледном лице.
Но у Бэрена не было ответа, по крайней мере, такого, который он мог бы озвучить.
— Ну, что ж, тогда я сама буду строить предположения, а я считаю, что вы очень торопились уехать отсюда, оставив все, что могло бы тут принадлежать вам. И в результате получили многим больше, чем этот простой клочок земли, даже оказались в друзьях у монарха. Я и вправду удивлена, как же вы смогли найти путь назад к этому маленькому замку!
Ее настолько захлестнули эмоции, что дрожь начала сотрясать тело. Но отчего она дрожала, от гнева? От презрения? Бэрен не знал этого, но, подчиняясь своему характеру, ответил ей в той же манере:
— Я приехал, примчавшись на ваш вызов, точно послушный щенок, ведь так, моя леди? Что еще вы желаете, чтобы я сделал?
Бэрен требовал ответа, хотя и понимал, что ничего хорошего не услышит. Он не должен был прикасаться к ней, смотреть на нее, искать выгоду в этой сделке, ничего, кроме оскорблений и упреков.
Казалось, его слова полностью погасили ее страсть, она ответила размеренно и холодно:
— Будь это в моих силах, я сделала бы так, чтобы вы вернулись без моего приказа, без напоминания о старой клятве или вы так легко забыли моего отца и все, что он сделал для вас? Вы знаете, что он, умирая, шептал ваше имя? — спросила Женевьева.
Вина, сокрушительная и бесконечная, вновь навалилась на него, очевидно, именно этого девушка и добивалась, и Бэрен закрыл руками лицо. Что он мог сказать, не рассказывая того, что похоронено глубоко внутри него? Как объяснить тот эгоизм, который был так далек от того идеала, что она искала? Рыцарь совершенно беспомощно смотрел на нее, но она не пощадила его.
— Он так гордился вами! Считал вас своим сыном, хотя и был вашим господином. Он не позволял слова плохого про вас сказать, никогда не жаловался, что вы не возвращались! — проговорила Женевьева. И для мужчины это перевернуло мир: Клемент ждал его, а Бэрен подвел своего учителя.
— Мне жаль. Я был не прав, когда решил не возвращаться, — произнес Бэрен, с трудом сглатывая. Он подошел к окну и устремил взгляд в ночь.
— Даже Парсиваль{1} вернулся, хотя и было слишком поздно, или вы забыли такие простые вещи? — спросила Женевьева.
Бэрен услышал горечь в голосе, полном укоризны, но это ее упоминание героя, столь часто встречающемся в романтических рассказах, вывело его из себя. Он резко повернулся на месте и оказался прямо перед ней.
— Как вы смеете стоять тут и отчитывать меня будто я ваша нерадивая служанка, переиначивая понятия чести и мои побуждения так, как вам угодно? Причины, по которым я уехал и не возвращался, касаются лишь меня и не имеют никакого отношения к неблагодарности или ложной гордости! — сказал Бэрен.
Женевьева распростерла к нему руки, сложив их будто в мольбе:
— Но тогда что? Почему? — спросила она.
Бэрен оказался перед сложным выбором. Что он мог ей ответить, чтобы не оказаться прямо нос к носу со своим прошлым. Но и солгать не мог. И он решил сказать часть правды.
— Я думал, что вы вышли замуж и не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, — пробормотал рыцарь.
— Если бы это и произошло, то, скорее всего, я не жила бы здесь, — ответила Женевьева. — И какое значение имело бы мое семейное положение?
Она что, действительно так глупа, что не понимает, или, может быть, просто слепа или излишне высокомерна? Бэрен сделал шаг вперед.
— Я не приезжал, так как не желал видеть вас замужем за кем-то другим! — сказал он. Затем рыцарь схватил ее за плечи, в этот раз не колеблясь ни секунды. — Когда мне вы принадлежать не могли!
Бэрен с еще большей страстью впился в губы Женевьевы, будто требуя права обладать ею, этот поцелуй радикально отличался от предыдущего. Может, рыцарь пытался так отогнать воспоминания, которые угрожали уничтожить его или хотел избавиться от страха. А, может, во всем виноват характер, или он ведет себя так из-за ущемленной гордости и беспомощности, или от охватившего чувства. И не важно почему мужчина это делал, Бэрен хотел лишь одного и, потворствуя желаниям, углубил поцелуй, вдавливая свои губы в ее. Она приоткрыла рот, и его язык проник внутрь, вторгаясь, исследуя, смакуя ее вкус. Тело рыцаря стало каменным от охватившего безумного желания. Он притянул ее к себе еще ближе. И вся неистовая тоска былых лет нахлынула на него.