– Я… я потеряла равновесие.
– Так я и подумал, – сказал он настолько серьезно, что она ему не поверила.
– Я часто теряю равновесие, – солгала она, стараясь приуменьшить необычность случившегося. Не каждый день она падает с кровати, пытаясь поцеловаться с совершенно незнакомым человеком. – А вы?
– Никогда.
– Так не бывает.
– Ну, – задумчиво проговорил он, почесывая подбородок, – наверное, это не совсем правда. Иногда бывает…
Маргарет уставилась на его пальцы, которыми он поглаживал свой поросший щетиной подбородок. Что-то в этих движениях приковало ее к месту. Она с ужасом поняла, что ее рука уже проделала половину дороги к нему.
Господи, да ведь ей хочется прикоснуться к этому мужчине!
– Маргарет! – весело сказал он. – Вы меня слушаете?
Она заморгала.
– Конечно. Я просто… – Она не нашлась, что сказать. – Вы же видите, что я сижу на полу.
– И это мешает вам слушать?
– Нет! Я… – Она раздраженно сжала губы. – Что вы сказали?
– Вы уверены, что не хотите вернуться на кровать, чтобы лучше меня слышать?
– Нет, благодарю вас. Мне очень удобно. Благодарю вас.
Он обхватил своими крупными руками ее плечи и усадил Маргарет на кровать.
– Я бы вам поверил, если бы вы ограничились только одним «благодарю вас».
Она скорчила гримаску. Если у Маргарет и был какой-то пагубный недостаток, так это то, что все ее попытки были слишком упорными, возражения слишком многочисленными, аргументы слишком громкими. Она никогда не умела остановиться вовремя. Брат и сестра много лет твердили ей это, и в глубине души она понимала, что превращается в самого несносного человека на свете, когда целеустремленно сосредоточивается на какой-либо цели.
Маргарет не собиралась еще больше раздувать самолюбие Ангуса, соглашаясь с ним; вместо этого она фыркнула и сказала:
– Разве в хороших манерах есть что-то безвкусное? Большинство людей всегда ценили слова благодарности.
Он наклонился вперед и оказался совсем рядом с ней.
– А вы знаете, как я понял, что вы меня не слушаете?
Она покачала головой, ее обычная сообразительность вылетела в окошко – что было довольно трудно, поскольку окно было закрыто.
– Вы спросили меня, терял ли я когда-нибудь равновесие, – сказал он, и голос его упал до хриплого шепота, – и я сказал нет, но потом… – он поднял свои сильные плечи и опустил их, и в этом движении было какое-то странное изящество, – потом я передумал.
– П-потому что я сказала, что так не бывает, – с запинкой выговорила она.
– Ну да, – задумчиво сказал он, – но видите ли, пока я сидел здесь с вами, у меня вдруг мелькнуло одно воспоминание.
– Вот как?
Он медленно кивнул, а когда заговорил, каждое слово его звучало напряженно, и было в этом что-то гипнотизирующее.
– Я не могу говорить за других мужчин…
Он устремил на нее горячий взгляд, и она с таким же успехом могла бы отвести от него глаза, с каким могла бы перестать дышать. По коже побежали мурашки, губы раскрылись, а потом она судорожно сглотнула, внезапно осознав, что на полу ей было лучше.
А он коснулся пальцем уголка своих губ, погладил себя по лицу и продолжил неторопливую речь:
– …но когда я охвачен желанием, опьянен им…
Она спрыгнула с кровати быстрее, чем взлетает в небо китайская шутиха.
– Может быть, – сказала она, и почему-то голос ее прозвучал хрипло, – нам следует узнать, как там насчет ужина.
– Верно. – Ангус встал так резко, что кровать закачалась. – Нам нужно подкрепиться. – Он усмехнулся. – Вам не кажется?
Маргарет молча смотрела на него, удивленная переменой в выражении его лица. Он пытался совратить ее – в этом она не сомневалась. Или если не совратить, то взволновать. Он уже почти признался, что это доставляет ему удовольствие.
И ему удалось-таки взволновать ее. Маргарет пришлось схватиться за стол, чтобы сохранить равновесие.
А он сохранял полное самообладание. Он даже улыбался! И судя по его виду, их совместное сидение на кровати ничуть не подействовало на него, или этому противному типу место на сцене шекспировского театра.
– Маргарет!
– Поесть – это хорошо, – выпалила она.
– Я рад, что вы согласны со мной, – сказал он, явно довольный, что она вышла из себя. – Но сначала вам нужно снять этот мокрый жакет.
Она покачала головой, прижав руки к груди:
– У меня больше ничего нет.
Он бросил ей какую-то одежду:
– Могу выделить вам вот это.
– Но что же наденете вы?
– Я обойдусь одной рубашкой.
Она порывисто коснулась его руки, выступавшей из закатанного рукава.
– Вы замерзли. Эта рубашка у вас из льна? Она недостаточно теплая. – И поскольку он не ответил, она твердо добавила: – Вы не можете отдать мне вашу рубашку. Я не возьму.
Ангус посмотрел на ее маленькую ручку, представил себе, как эта ручка скользит по его плечу, потом по груди… Ему уже не было холодно.
– Сэр Грин! – тихо позвала она. – Что с вами такое?
Он оторвал взгляд от ее руки, а потом заглянул ей в глаза, чем и совершил огромную ошибку. Эти очи цвета зеленой травы, которые весь вечер смотрели на него со страхом, раздражением, смущением, а чаще всего с выражением невинного желания, теперь были полны тревоги и сочувствия.
И это совершенно лишило его мужества.
Ангуса охватил старый, как мир, страх, присущий всем мужчинам, – словно его тело сознавало то, что отказывался понимать ум, – что это та самая, единственная, и как бы упорно он ни сопротивлялся, она так или иначе будет мучить его вечно.
Хуже того – если она когда-нибудь решит прекратить это, он посадит ее на цепь рядом с собой, пока она не начнет изводить его снова.
Иисусе, виски и Роберт Брюс! Какая ужасная участь!
Он принялся снимать с себя верхнюю рубашку, злясь на впечатление, которое производит на него Маргарет. Стоило ее ручке прикоснуться к его руке, и он сразу же увидел всю свою жизнь, простирающуюся перед ним.
Он кончил раздеваться и затопал к двери.
– Я подожду, пока вы оденетесь.
Она смотрела на него, и по телу ее пробегала легкая дрожь.
– И снимите с себя все мокрое, – приказал он.
– Я не могу надеть вашу рубашку на голое тело, – возразила она.
– Можете и наденете. У вас будет воспаление легких, а я буду виноват.
Он увидел, что она расправила плечи, а в глазах ее появилось твердое выражение.
– Вы не имеете права мне приказывать.
– Либо вы снимете с себя мокрое, либо я сделаю это сам. Выбирайте.
Она пробурчала что-то себе под нос. Ангус не расслышал все слова в точности, но то, что он расслышал, не очень подходило благовоспитанной леди.
– Кто-то должен побранить вас за ваши выражения, – улыбнулся он.
