Он ответил ей таким же сердитым взглядом, потом круто повернулся, а когда она подняла крышку сундука, то услышала, что по полу опять что-то протащили.
Ох уж эти мужчины. Кому, как не ей, знать, что им нужно чем-то занять себя, иначе они натворят беды.
Андра заглянула внутрь, посмотрела на завернутые в бумагу предметы странных очертаний, которыми был заполнен сундук. Взяв один из них, она взвесила его на руке. Легкий, продолговатый, бугристый. Развернув бумагу, она вздрогнула, уронила этот предмет – и рассмеялась.
От ее смеха возмущение Хэддена стихло, и его непреодолимо потянуло к ней. Он стоял, возвышаясь над Андрой, и ему страшно хотелось отвести пряди волос с нежной кожи ее шеи и прижаться к ней губами. Ему хотелось схватить Андру в объятия и любить ее до тех пор, пока у нее не иссякнут силы. Ему хотелось… ему хотелось говорить с ней, будь она неладна. Просто говорить, исследовать закоулки ее души, узнавать ее. Но кажется, именно это-то и пугало Андру больше всего. И он спросил тихо, как обычно разговаривал с норовистыми лошадьми:
– Что вас так насмешило?
– Мой двоюродный дедушка.
Он понятия не имел, что у нее есть какой-то дедушка.
– И что такое с вашим двоюродным дедушкой?
– Он был путешественником. Уехал из Шотландии в молодости – это случилось после битвы при Куллодене – и объехал весь мир. Много лет спустя он привез с собой кое-какие необычные вещицы на память.
Она говорила свободно – так она не говорила с ним с тех пор, как он произнес роковые слова «выходите за меня замуж», – и Хэдден наклонился к ней ближе.
– Что за необычные вещицы?
Андра вынула деревянную маску, разрисованную странными рисунками, и помахала ею перед Хэдденом.
– Это из Африки. Дядя Кларенс рассказывал, что туземные женщины вешают такие маски в своих хижинах, отпугивая злых духов. – И, улыбаясь, Андра протянула ему причудливую маску.
– Меня она непременно напугала бы. – Он поворачивал маску и так и сяк.
– И вот это. – Она развернула раскрашенные часы, украшенные затейливой резьбой в виде завитушек и щеголяющие потайными дверцами. – Из Германии.
Хэдден присел на корточки, отложил маску в сторону и взял в руки часы.
– Оригинально.
– Безобразно, – поправила она.
– Ну… пожалуй. – Она тоже улыбнулась, и у него перехватило дыхание.
– Если их завести, они очень точно показывают время, и каждый час вот отсюда выскакивает птичка и поет.
– Почему же вы не держите их внизу, в большом зале? – осторожно пошутил он.
– Мы и держали, пока дедушка… пока он не уехал. – Она больше не улыбалась. – Тогда мы их убрали, потому что, увидев их, моя мать начинала плакать.
Вот один кусочек головоломки, понял Хэдден; она скучает по своему деду и переживает из-за матери.
– А почему он уехал?
– Воспоминания у нас в Шотландском нагорье живут долго. Здесь были англичане, забравшие себе поместья тех шотландцев, которых объявили вне закона, один из них помнил дедушку Кларенса и угрожал выдать его как мятежника. Дедушка понимал, что семья может очень пострадать из-за этого. – Она пожала плечами, как будто это не имело значения, хотя значение это очень даже имело. – Вот он и уехал.
Хэдден неторопливо уселся на овечью шкуру, вытянул длинные ноги и помассировал бедра, как будто они болели.
– Но ведь он был, надо думать, старым человеком! Чем он мог быть им опасен?
Она искоса посмотрела на него. Увидев, что его руки двигаются вверх-вниз по мышцам, она бессознательно стала подражать ему, растирая ноги длинными задумчивыми движениями.
– Он мог бы отнять у этого несчастного мужа-англичанина свою бывшую возлюбленную и увезти ее с собой, вот что.
Она проговорила это с юмором, но на самом деле ей было не смешно. За ее храброй улыбкой, за выгнутыми бровями скрывалась печаль.
– Значит, он был белой вороной? – проговорил Хэдден.
– Только не в семье Макнахтан. В семье Макнахтан все мужчины – белые вороны. – И, нагнувшись, она начала рыться в сундуке, словно могла спрятаться среди его содержимого.
Но спрятаться от Хэддена она уже не могла, потому что он наконец-то начал получать ответы на терзавшие его вопросы.
– Кто еще?
– А? – Она подняла на него невинный взгляд. Он ни на минуту не поверил в эту невинность.
– Я никогда не слышал об этом раньше. Кто еще был белой вороной?
– Ну… мой отец, например. – Шелестя бумагой, она развернула очередной бугристый сверток, и появилась статуэтка обнаженной женщины высотой в пять дюймов, с огромной грудью. Андра снова усмехнулась, но на этот раз ее веселость выглядела натянутой. – Посмотрите. Это из Греции. Дедушка считал, что это богиня плодородия.
– Вот как? – Хэдден едва взглянул на безобразную фигурку. – А что натворил ваш отец?
– После того как дедушку выслали, папа решил бороться за свободу Шотландии, и, полный патриотизма и виски, он поехал в Эдинбург, чтобы взорвать дворец, где заседает парламент.
Когда Хэдден в последний раз был в Эдинбурге, он видел эту благородную каменную громадину и теперь язвительно сказал:
– Ему это не удалось.
– Да. По дороге они с моим братом пили в каждом городском пабе и всем рассказывали о своем плане.
Удивление Хэддена все возрастало.
– И ваш брат тоже?
– Мать говорила, что они нарочно рассказывали о своих намерениях, потому что оба были слишком добросердечны, чтобы действительно причинить вред кому бы то ни было, англичанин он или нет. – Андра развернула еще один сверток и показала Хэддену статуэтку почти такого же размера, как и первая, только из бронзы.
Когда она протянула статуэтку Хэддену, миниатюрная фигурка женщины, одетой в юбку из рубчатой ткани, словно приветствовала его, блеснув золотистыми глазами.
– Из Скандинавии, – сказала Андра. – Дедушка говорил, что это тоже богиня плодородия. Местные жители придавали ей большое значение.
Хэдден взял у нее женское божество.
– Они находятся в эдинбургской тюрьме?
– Кто? А, отец и брат? – Андра проговорила это с подчеркнутой небрежностью, которая не смогла обмануть Хэддена. – Нет. Оба были объявлены вне закона, и оба бежали в Америку. Отец умер, а брат время от времени пишет мне. Он женился там на очень энергичной женщине и вполне процветает.
– Сколько вам было лет, когда это произошло?
– Одиннадцать.
– Понятно. – Хэдден понял больше, чем ей хотелось бы. Мужчины ее семьи, те, которым следовало защищать ее от всех трудностей, бросили ее ради бесполезной славы. Андра готовилась жить, как все молодые девушки – танцевать, кокетничать, принимать ухаживания местных лордов, а вместо этого ей пришлось стать единственной опорой клана Макнахтанов. – Бедная ваша матушка, – осторожно сказал он.
