— Вероятно, Вайолет не разглядела этих качеств моей натуры, потому что в отличие от вас она не наделена даром Предсказывать, — тихо заметил Хартвуд. — Впрочем, есть и другое объяснение. По-видимому, вы все же кое-что проглядели. За полгода нашего взаимного увлечения Вайолет успела хорошо узнать кое-какие стороны моего характера. Возможно, это дало ей основание считать меня холодным и бессердечным. Вам следовало бы больше знать о моей отвратительной репутации, не зря же я так старался создавать ее последние пятнадцать лет.
Видимо, для того чтобы подчеркнуть значимость своих слов, Хартвуд постучал в переднюю стенку кареты, и кучер сразу же пустил лошадей в галоп.
* * *
Пожалуй, ей следовало бы отнестись к похищению серьезнее, а не как к шутке. У него была настолько скверная репутация, что никто бы не осмелился смеяться над ним. Тем не менее сегодня днем эта невзрачная особа несколько расставила его в смешное положение. Нет, пора было переходить к своему плану, и для начала нагнать на нее побольше страху. Она ему уже успела порядком надоесть, особенно ее зеленые глаза, так и блестевшие от самодовольства: мол, как правильно она описала черты его характера. Он скривил губы, его язвительный вид, как он рассчитывал, должен был напугать ее.
— Вы догадываетесь, ради чего я затащил вас в карету?
Она отрицательно помотала головой.
— Ваше несвоевременное вмешательство оттолкнуло от меня мою любовницу и лишило меня возможности воспользоваться ее услугами. Но ехать мне сейчас на две недели необходимо позарез, поскольку речь идет о наследстве. Это одно из условий завещания моего покойного брата.
Это не было правдой, хотя и не было ложью.
— Итак, — продолжал Хартвуд, протягивая руку и приподнимая подбородок Элизы, чтобы взглянуть прямо ей в глаза, — поскольку именно из-за вас Вайолет бросила меня, вам придется занять ее место.
Похоже, смысл его слов дошел до сознания Элизы. Ее зеленые глаза цвета морской волны широко раскрылись от изумления и недоверия.
— Вы шутите.
— Какие тут могут быть шутки! — сказал Хартвуд, изо всех сил стараясь удержаться от смеха, глядя на эту серенькую мышку, он с трудом пытался войти в роль и пробудить в себе хоть какое-то подобие сладострастного желания. Элиза выглядела как настоящий синий чулок, а рыженькие волосы, собранные в узел и убранные под дешевый чепец, довершали сходство. Ее нельзя было даже сравнить с теми обольстительными женщинами, которые попадались на его пути. Она меньше всего походила на любовницу, при всем своем желании он не мог бы найти худшую. Однако его угроза подействовала: она явно испугалась. Теперь уже поздно было выса— живать ее на обочине дороги, отпуская подобру-поздорову: Хартвуд прекрасно понимал, как дорого ему придется заплатить, когда сюда вмешается ее родня.
Пытаясь успокоить ее, он окинул ее приторно-нежным взглядом.
— Почему бы вам на самом деле не стать моей любовницей? Вы уже достаточно долго наедине вместе со мной в карете, И ваша репутация, какой бы хорошей она ни была прежде, увы, погублена. Она разбилась вдребезги.
Выражение тревоги исказило черты ее лица. Все шло отлично. Она была неглупа и явно понимала всю тяжесть своего положения. Однако Элиза продолжала возражать:
— Я не могу представить себя ею. Ведь я почти старая дева. Кроме того, у меня веснушки.
Он слегка откашлялся.
— Веснушки или нет, какая разница. Мне нужна любовница. Вы оттолкнули Вайолет, поэтому должны занять ее место.
Хартвуд постепенно входил во вкус.
— Не бойтесь, мисс Фаррел. Я хорошо заплачу за вашу погибшую репутацию. Пусть у меня нет сердца, зато мой кошелек к вашим услугам.
Его предложение звучало оскорбительно. Элиза побледнела, отчего ее веснушки стали еще заметнее. Ее явный испуг, как ни странно, лишь придавал ей очарования. Однако она больше не смеялась над ним. Пора было от слов переходить к делу. Хартвуд медленно положил руку ей на плечо и ласково погладил, затем, его ладонь спустилась ниже, до уровня груди, и остановилась, прикинув место, где должен был прятаться под толстой шерстяной тканью сосок, Хартвуд сделал вокруг него круговое движение пальцем. Ее глаза раскрылись от ужаса.
— Итак, я жду, мисс Фаррел, — замурлыкал он самым чарующим голосом над ее розовым ушком. — Вы согласны быть моей любовницей и отдать ваше тело мне на поругание?
Он думал, что она вскрикнет или потеряет сознание. Внутренне он даже был готов и к тому, что она может наброситься на него с кулаками. Он ожидал какой угодно реакции, но только не этого. Элиза подняла на него печальные глаза, окруженные желтыми веснушками, и еле слышно прошептала:
— Да, ваша милость. Я согласна быть вашей любовницей.
— Да? — как-то растерянно переспросил Хартвуд хриплым голосом. Элиза увидела, как его глаза, опушенные белесыми ресницами, раскрылись от удивления. Однако и она сама немало удивилась данному ею согласию. Как она могла принять его предложение, столь оскорбительно наглое и бесстыдное? Неужели она сошла с ума?
Впрочем, еще было время все обернуть в шутку: рассмеяться, сбросить его руку. Но неподдельное удивление, застывшее на его лице — хотя с таким же успехом это можно было принять за презрительную гримасу, — убедило Элизу что он сбит столку не меньше, чем она, у нее просто не было сил отказать.
Что она наделала? Вероятно, судебные приставы уже в доме, где она жила. Ее скромные пожитки, наверное, уже выбросили на улицу, наиболее ценные из них пойдут на уплату долгов отца. А ее отец опять займет место в долговой тюрьме, увы, ему не привыкать. Только сегодня утром он сказал ей: «Немного терпения, дорогая дочка, удача вскоре повернется ко мне. Я верну твое наследство, даже вдвойне верну. Вот увидишь, как однажды я куплю тебе экипаж с четверкой лошадей. И ты с шиком прокатишься по лондонским улицам как леди, хотя ты и есть настоящая леди».
Увы, фортуна всегда обходила отца стороной и всегда будет обходить. Каким бы чудовищным ни было предложение, у нее не было иного выхода, как согласиться. Роскошный экипаж лорда Хартвуда с четверкой лошадей не был плодом воображения.
Впрочем, надо было проверить: не издевается ли над ней лорд Хартвуд? Освободившись от его рук, Элиза сказала:
— Я согласна, ваша милость, но только при одном условии. Вы должны немедленно отослать двадцать фунтов начальнику тюрьмы Маршалси в счет уплаты долгов моего отца.
— Итак, двадцать фунтов, именно во столько вы оцениваете вашу невинность? — заметил Хартвуд холодным тоном.
— Неужели это слишком много?
