— Неужели это слишком много?
— Ничуть, — спокойно ответил он. — Одна из сережек Вайолет обошлась мне ровно в такую же сумму. Вы получите ваши двадцать фунтов.
— У меня еще к вам одна просьба, — нерешительно сказала Элиза. — Мне надо сохранить мои книги. Без них я как без рук и не смогу заниматься предсказаниями. Они мне дороги, так как перешли ко мне от тети, а к ней они попали от нашего предка — известного астролога Лилли. Если мой отец опять наделает долгов, а он обязательно их наделает потому что он азартный игрок, судебные приставы могут конфисковать их. Если мои книги будут спасены, то полагаю, это послужит достаточным вознаграждением за мою жертву.
Ну и ну, Хартвуд едва верил своим ушам! Сколько душещипательных историй ему пришлось выслушать от дам, которых он соблазнял: ему рассказывали о больных детях или престарелых родителях, — но никто из продажных женщин не умолял его о спасении каких-то книг. Для того чтобы скрыть удивление, Хартвуд отвернулся на миг в сторону, а когда повернулся опять, то увидел перед собой ее умоляющие глаза. Без слов было понятно, что она боится услышать отказ.
Как можно ласковее Хартвуд сказал:
— Не вижу никаких затруднений. Ваши книги будут сохранены. Я отправлю вашему отцу требование, чтобы он при получении двадцати фунтов отказался от притязаний на все ваши книги и дал соответствующую расписку. Таким образом, я как доверенное лицо получу ваши книги, и ваш отец впредь не будет иметь на них никаких имущественных прав, даже если он опять наделает догов.
— Итак, мне не надо бояться за судьбу моих книг?
— Конечно, не надо, — сухо ответил он. — В отличие от вашей добродетели.
— Кому, кроме меня, нужна моя добродетель, — не без горечи сказала Элиза, на миг опять становясь очень похожей на синий чулок или школьную учительницу. — Конечно, по своей ценности мои книги намного уступают «Кодексу» Матернуса или «Четверокнижию» Птолемея 1635 года издания. Кроме того, в двадцать девять лет трудно рассчитывать выйти замуж. Думаю, потеря девственности — это достаточная плата за мои книги.
Элиза чуть помедлила в нерешительности, ей явно хотелось попросить еще о чем-то. Наконец она решилась.
— У меня есть еще одна просьба. Не могли бы вы найти кого-нибудь, кто кормил бы моего бедного щенка, Паппа? Оставить его отцу — все равно что оставить на голодную смерть. Только не давайте деньги на его пропитание отцу: он спустит все за игорным столом.
Не говоря ни слова, Хартвуд кивнул. Она перевела дыхание и склонила голову набок, словно воробышек, который приготовился к взлету. Всмотревшись в спокойное лицо Хартвуда, Элиза приободрилась.
— Не хочу выглядеть назойливой, но боюсь, я забыла об одной вещи. Обещаю, это последняя просьба.
— Слишком о многом просите, — поморщился Хартвуд, скрещивая руки на груди. Интересно, о чем она попросит на этот раз? Мешочек с кормом для птиц? Нет, скорее поводок для собачки?! Никогда раньше он не слышал набора столь странных просьб от женщины, которую пытался сделать своей любовницей.
Стиснув руки, Элиза глубоко вздохнула, а затем робко начала:
— Я прошу вас дать мне двадцать пять фунтов после того, как мы расстанемся. Я бы не стала просить об этом, но я не вижу иного выхода. Когда я вам надоем, мне ведь потребуется некоторая сумма, чтобы вернуться назад в провинцию и обустроиться там. Я забыла об этом.
— Всего сорок пять фунтов и корм для собаки, — с утомленным видом подвел итог Хартвуд.
— Да, и еще вы обещали написать письмо, чтобы спасти мои книги. Это все мои условия.
Возможность, когда следовало опустить занавес над этой нелепо-смешной сценой и высадить ее на обочине дороги, давно уже миновала. Видя ее покрасневшее и просиявшее лицо, Хартвуд понимал, как трудно теперь было выйти из создавшегося положения. Урок, который он надеялся преподать ей, неожиданно привел к противоположным результатам. Маленькая прорицательница вовсе не выглядела напуганной, напротив, его угроза погубить ее, по-видимому, наполнила ее сердце какой-то непонятной надеждой. Это была загадка, которую он не мог решить. Хартвуд знал, что его грехи должны были привести его после смерти прямиком в ад, но все равно он не смог найти в себе столько жестокости, чтобы убить надежду, которую он сам пробудил в сердце мисс Фаррел.
Кроме того, ему действительно нужна была любовница. Любовница ему была просто необходима для того, чтобы получить наследство.
Хотя он не знал: можно ли получить любовницу из такого сырого материала? Даже для него, известного своими проделками, шалостями и эксцентричным поведением, эта последняя выходка казалась невероятной и вряд ли исполнимой. Веснушчатое лицо Элизы не выражало даже тени той чувственности, которая была неотъемлемым признаком любовницы. Кто мог бы поверить в то, что она его любовница, когда весь её вид и манеры выдавали в ней школьную учительницу из провинции?
Тем не менее он не решался отвергнуть ее. Хотя у нее была ничем не примечательная внешность, но надежда, которую он так неосторожно пробудил в ее сердце, придала очарование и радость ее лицу. Улыбка у нее была приятной, а черты лица довольно привлекательны. Фигура, хоть и закутанная в мешковатый наряд, похоже, была стройной и не лишена положенных от природы округлостей. Длинная, гибкая шея и чистая белоснежная кожа завершали первое впечатление. Внезапно Хартвуду стало интересно, как же она выглядит на самом деле, если сорвать с нее это ужасное невзрачное платье.
А вдруг она действительно девственница? Заниматься любовью с девственницей представлялось Хартвуду утомительным занятием и шло вразрез с его вкусами и привычками. Ему была нужна ее помощь в течение двух недель, а не жалкие стенания по поводу утраченной невинности. Хотя по ее уверенному и спокойному виду никак нельзя было сказать, что она плаксивая натура. Несмотря на все ее квакерские манеры, выглядела она решительно. Кроме того, за оставшееся время вряд ли можно было найти более подходящую любовницу.
Почему бы ему не согласиться на ее нелепые условия? Если все выйдет, несмотря на всю невероятность замысла, он приедет к матери в Брайтон вместе с новоиспеченной любовницей, а через две недели он без всяких сожалений расстанется с ней. А если не выйдет, ну что ж, тогда он отправит ее обратно в Лондон, отдав ей причитающиеся сорок пять фунтов вместе с письмом насчет ее книг.
Как бы там ни было, но вторая половина дня обещала стать очень занимательной. Смешная прорицательница внесла в его жизнь нечто новенькое. По своему богатому опыту Хартвуд знал, что ему приходилось тратить за вечер с любовницей гораздо больше сорока пяти фунтов, причем получая гораздо меньше удовольствия.
