Граф прожевал и сказал:
— Чтобы вы легли со мной в постель и я бы там наслаждался пудингом.
Мэг покраснела: она знала переносное значение слова «пудинг». Его загадочная, идеальная жена.
Мэг поплотнее закуталась в одеяла — она снова чувствовала себя как корабль в штормовую погоду и не знала, что сказать. Что-то в глубине ее существа неодолимо стремилось к тому, что он предлагал.
— В постели будет теплее, — неуверенно предположила Мэг. Это был шаг навстречу.
— Совершенно верно, — подхватил граф.
На подкашивающихся ногах она пошла наверх, не видя, а скорее ощущая — и не только по мерцанию свечи, которую он нес, — что он идет за ней.
В ней никогда еще не боролось одновременно столько разных чувств. Тяжелым камнем лежал на душе страх перед законом, вера мужа в нее лишь немного облегчила его груз. Хотя Мэг и вся ее семья всегда были уважаемыми, законопослушными людьми, она знала, что правосудие может быть чудовищно несправедливым.
Еще более тяжелым делало этот камень чувство вины. Граф все еще не отдавал себе отчета в том, что во всем случившемся виновата именно она. Вот и сейчас он мерз и страдал от голода из-за того, что она попросила Шилу исполнить ее желание. Вероятно, и сэр Артур был мертв по той же причине. Разве может она допустить близость между ними при том, что он пребывает в неведении?
К тому же первая брачная ночь не должна проходить в заброшенном нетопленом доме, где все так бедно и убого. И потом — на какой кровати им лечь? Конечно, удобнее было бы на широкой родительской, но об этом не могло быть и речи. Придется тесниться на меньшей, которую делили они с Лорой. С другой стороны, эта кровать представлялась Мэг чем-то целомудренным, вроде алтаря, и, несмотря на то что они с графом были законными супругами, ей казалось бы, что она совершает страшный грех.
Она его, в сущности, и совершала. Сильнее, чем страх, тревогу и чувство вины, она ощущала лихорадочное желание.
Мэг остановилась у порога спальни, уткнувшись лицом в дверь.
— Я ведь сказала, что не смогу сделать этого до тех пор, пока вы не примиритесь со своей бабушкой, — тихо напомнила она.
Граф прижался к ее спине, накрыв своими одеялами, словно ангельскими крыльями, их обоих.
— И по-прежнему хотите выполнить обещание?
Пересохшими губами она прошептала:
— Я должна. Герцогиня ведь всего лишь старая женщина.
Он прижался головой к ее голове.
— Мэг, сейчас я не могу об этом говорить, но и изменить свое отношение тоже не могу. И не смогу никогда. Так что решать вам.
Мэг оценила степень своего нравственного негодования. Теперь, после встречи с герцогиней, оказавшейся женщиной отнюдь не доброй, оно не было уже столь пламенным. Быть может, из-за страха, холода и стесненных обстоятельств.
— Это не важно, — ответила она. Граф поцеловал ее в шею, на удивление теплую, несмотря на царивший вокруг холод.
— О, это важно, любимая, но не для нас. — Он открыл дверь и подтолкнул Мэг внутрь. — Это ваша комната?
Она кивнула. На простой железной кровати с тощим матрасом была постелена лишь белая простыня, поскольку Мэг сняла все одеяла. Здесь не было ковров, лишь связанные вручную половики. Зеркало на стене помутнело от времени.
— Не очень впечатляюще, — смущенно сказала она. Он повернул ее к себе, его глаза сверкали.
— Это же мечта распутника! Соблазнить краснеющую девственницу в ее целомудренном алтаре.
Мэг почувствовала, будто перед ней разверзлись врата ада.
— Это именно то, чего я боялась.
— Чего?
— Что буду чувствовать себя грешницей. В сущности, я и есть грешница. Как бы то ни было… — она нашла в себе силы отойти от него, — нам нужно поговорить о том, что делать дальше.
— Разумеется. — Граф вовсе не выглядел обескураженным. Он был похож на хищника, настигающего добычу. — Но это нужно делать, лежа в постели, если мы хотим сохранить достаточно тепла.
Мэг понимала, что это означало почти признать свое поражение, но желание сжигало ее изнутри, борясь с ее хваленым благоразумием и барахтающимся из последних сил здравым смыслом.
Голова у нее кружилась от чувства, пугающе близкого к той лихорадочной слабости, которую вызывала Шила. Колдовство! Языческое колдовство. О да! Языческий огонь.
— О!
— О? — переспросил граф. И поскольку она не могла объяснить необъяснимое, продолжил:
— Могу я попросить вас исполнить роль служанки? Понятия не имею, как без посторонней помощи снять эти сапоги.
Мэг мгновенно вернулась на землю. Желание не исчезло, но теперь оно стало вполне земным. И граф теперь был всего лишь мужчиной, особым, но все же мужчиной. Аристократом — избалованным, изнеженным аристократом, который даже сапоги сам снять не может. Он показался ей вдруг очень, очень милым.
— Вы, ваша графская светлость, беспомощны, словно дитя, без своих преданных прихлебателей. — Она толкнула его в грудь, и он с готовностью плюхнулся в кресло, которое стояло у него за спиной.
— Грешен, — признался он. — Ничего сам не умею, кроме одного. Это я всегда делаю сам.
Восхитительная самонадеянность! Мэг припомнила, что недавно это казалось ей пороком.
— Мы ложимся в постель, чтобы согреть друг друга. Там, в постели, мы собираемся говорить о безвыходной ситуации, в которую я попала.
— Да, мэм.
Качая головой, Мэг скинула покрывающие ее одеяла, подняла его ногу и изо всех сил принялась тащить сапог. Он прилегал к щиколотке очень тесно, так что у нее ничего не выходило.
— Дурацкая мода! — выдохнула она наконец. — Придется вам спать в сапогах.
— Бьюсь об заклад, что вам никогда не приходилось делить постель с мужчиной в сапогах, — задумчиво произнес граф.
— Мне никогда не приходилось!.. — вспыхнула Мэг.
— Да-да, конечно. Я не хотел вас оскорбить. Но все же представляю, как это будет неудобно. Боюсь, я очень беспокойно сплю.
— Тогда вам придется спать в другой постели. — Блеск в глазах Мэг свидетельствовал о том, что она понимала, как далеко зашла их игра.
— Тогда мы не сможем дарить друг другу тепло, — парировал граф, вставая. — Остается лишь надеяться, что у вас крепкие голени.
Сердито — но и весело — взглянув на графа, Мэг так сильно толкнула его обратно в кресло, что оно чуть не перевернулось.
— А как ваш камердинер стаскивает с вас сапоги?
— Он их не стаскивает. Для этих нужд у меня есть специальный мальчик.
— И это вся его работа?
— Я меняю обувь три-четыре раза на день, — смиренно ответил он. — И еще он ее чистит.
Закатив глаза, Мэг спросила:
— Хорошо, а как он их с вас стягивает?
— Он поворачивается ко мне спиной и садится верхом мне на ногу — так образуется наиболее эффективный угол тяги.
