27
– Чертовски глупо было тебе соваться в Виргинию, – заметил Габриелю Тобиас Найт, наливая ему новую порцию ямайского рома.
– Игра стоила свеч, – ответил Габриель. – По крайней мере теперь я точно знаю, что и как случилось тогда со мной и моими людьми. Я ошибся. Считал предательницей не ту женщину.
На лицо Габриеля набежала тень, и он тихо добавил:
– И это может стоить ей жизни.
– Ты сам едва не погиб в своей погоне за правдой, – напомнил ему собеседник.
Габриель покачал головой.
– Это? – спросил он, указывая на свою забинтованную руку, продетую в перекинутый через шею платок. – Это ерунда, царапина. Пуля прошла вскользь и рана пустяковая.
Тобиас Найт, таможенный начальник при губернаторе Идене, сделал хороший глоток эля из своего стакана.
Про Найта ходили упорные слухи, что он, как и сам губернатор, нашел «взаимопонимание» с пиратами американского побережья. Говорили даже, что он водит тесную дружбу с Эдвардом Тичем и знает не только всех подчиненных тому капитанов, но и график прихода и отплытия всех пиратских кораблей. Еще утверждали, что Тобиас Найт гарантирует пиратам неприкосновенность и защиту самого губернатора.
Ну не бескорыстную, конечно, а за солидный пай в добыче морских разбойников.
Уникальные познания Тобиаса Найта и привели к нему Габриеля. Ведь если кто и знает наверняка, где сейчас находится «Золотая Фортуна», то это только Найт.
– Ле Корбье отплыл три дня назад, – сообщил Габриелю главный таможенник Северной Каролины.
– А куда? – нетерпеливо воскликнул Габриель.
– Понятия не имею, – покачал тот головой.
Габриель продолжал пристально, не отрываясь, смотреть на него.
– Клянусь, Форчун, не знаю. Слышал только, что он должен сделать остановку в Нью-Провиденсе на обратном пути.
– Значит, он может появиться там сегодня, – предположил Габриель. – Или через неделю, или через месяц…
– Или никогда, – закончил за него Тобиас.
– Или никогда, – согласился Габриель. – И все же, наверное, самое лучшее, что я могу сделать, – это отправиться на Нью-Провиденс и ждать его там.
– Если я что-то услышу или узнаю… – начал таможенник.
– Я знаю. Спасибо, Тобиас, – сказал Габриель, вставая из-за стола. Дружески хлопнул собеседника по плечу и пошел искать судно, отплывающее на Нью-Провиденс.
На каменистом островке появилась тень. Шайна сделала ее сама, распоров с помощью ножа Ле Корбье свою нижнюю юбку и натянув полосы ткани на камнях, торчащих из земли, словно чудовищные пальцы. Теперь хотя бы солнце не так нещадно опаляло кожу.
Шайна опустила в тщательно укрытую под самодельным тентом лужицу пальцы и смочила ими пересохшие губы. Какое блаженство – пресная вода! Но как осторожно и бережно нужно обращаться с этим сокровищем!
На вторую ночь ее заточения на островке разразился редкий в этих широтах дождь. С каким наслаждением Шайна кружилась в его струях, глотая животворные струйки, стекающие по запрокинутому к небу лицу! Затем она счастливо смекнула, что может попробовать набрать дождевой воды впрок. И сделала это, наскоро выкопав углубление в жесткой неподатливой земле. Ну вот, теперь она отвоевала у жажды хотя бы несколько дней.
Конечно, лужица не вечна и скоро высохнет. Но лучше не думать об этом. Пока-то она есть – чудесная, чудесная лужица с пресной водой! А значит – можно сделать маленький глоточек, можно смочить запекшиеся губы и даже протереть горящее, опаленное солнцем лицо. А затем лежать в тени и смотреть, смотреть на бесконечную игру воды и света в бездонном, неоглядном просторе океана. Смотреть и ждать – не появится ли на горизонте облачко, не пошлет ли небо еще один подарок в виде освежающего, несущего жизнь дождя…
Боже, какая же она идиотка! Ведь дождь только продлит ее муки, отсрочит примиряющую со всем и со всеми смерть. Ну пошлет ей небо еще несколько ложек воды, а что потом? Вода не сохранится, и не насытит, и не спасет – только отсрочит конец. Она испарится, и опять наступит адская мука на раскаленной каменной сковородке островка. Пустынного. Крошечного. Безымянного.
Ее безымянная могила.
Наверное, лучше набраться мужества и протянуть руку за ножом – вот он лежит, поблескивает совсем рядом! Одно решительное движение – и конец мукам, конец боли, конец всему!
Мысли Шайны начали путаться, и она впала в странное состояние, похожее на дрему. Затем заснула по-настоящему и очнулась уже под вечер, когда солнце громадным оранжевым шаром начинало опускаться к горизонту. Шайна не пошевелилась, не перевернулась на своем жестком каменном ложе – как лежала, так и продолжала лежать, отрешенно глядя на закат. Мысли ее текли медленно и вращались вокруг простых житейских дел.
«Скоро наступит ночь, – лениво подумала она. – А ночь – это прохлада. Наконец-то охладится сожженная за день солнцем кожа… А затем…»
Шайна вскочила, словно подброшенная пружиной. На горизонте, на фоне пылающего солнечного диска она увидела силуэт корабля. Нет, нет, это не мираж! Вот он плывет – красавец с белоснежными, наполненными ветром парусами. Плывет прямо сюда, к ее островку, за ней…
Судно прошло мимо.
Шайна проводила его взглядом, пока последний парус не исчез за горизонтом. Может, ей все это только привиделось?
Море по-прежнему было пустынным – только запах соли и шелест лижущих каменную кромку берега волн.
Шайна обреченно стала устраиваться на ночь, подложив под щеку вместо подушки свернутый комок кружев, оторванных от нижней юбки. Она не плакала – слезы давно кончились. Высохли навсегда.
Навсегда, навсегда. Даже это страшное слово больше не беспокоило ее – настолько притупились все чувства.
Она закрыла глаза, погружаясь в сон, спеша уйти в него, пока вокруг стоит свежая прохладная ночь и у нее есть несколько часов до возвращения беспощадного, палящего солнца.
В полусне она увидела Монткалм, его сады, благоухающие в летней ночи. Затем сразу, без перехода, она очутилась в Фокс-Медоу. С Габриелем.
Габриель… Стройный, высокий, пылающий страстью – и сжигаемый подозрениями. О, эти подозрения! Они-то и привели ее к этому печальному концу! Не стоит думать об этом. Лучше вспомнить объятия Габриеля, его глаза, губы… Как они любили друг друга! Как счастливы они были!
Шайна погружалась в сон, но он становился все тяжелее, все неприятнее. Вынырнуло откуда-то лицо Демьена де Фонвилля, и Йен Лейтон тут же оказался рядом. Отталкивая друг друга, они старались вырвать Шайну из объятий Габриеля. А в сторонке стоял Ле Корбье, и в глазах пирата было столько сочувствия, но за спиной у него бесновалась толпа, и оттуда летели выкрики, угрозы, брань…
