Она приблизилась к нему, не понимая, почему столько времени потратила на сомнения и страхи…
Энн, вздрогнув, проснулась. Ей стало холодно. Она села на постели, и ее движение разбудило Алекса. Он лениво снял у нее со спины приставшую к ней веточку розмарина.
— Что это за травы? — смеясь спросила она, увидев рассыпанные на простыне лепестки цветов. — Мне было неудобно лежать, но раньше я их не заметила.
— Я не знаю назначения каждого из этих растений в отдельности, но деревенские женщины кладут их в постель новобрачных, чтобы принести им счастье и здоровье, а также послать детей, чтобы в первую же брачную ночь они зачали младенца, — сказал мечтательно Алекс.
Энн бросила на него быстрый взгляд из-под ресниц, не понимая, что означает его тон.
— Как поэтично! Разве не замечательно было бы, если бы мы в самом деле зачали ребенка здесь, в этой комнате, на этом острове? — спросила она затаив дыхание и не сводила с него глаз в трепетном ожидании ответа.
— А зачем нам ребенок? У меня есть ты, у тебя — я, — прозаически сказал Алекс, поднимаясь и стряхивая на пол смятые лепестки. — Если у тебя вдруг проявятся материнские чувства, я куплю тебе щенка, — добавил он с улыбкой, потом встал с постели и пошел в ванную.
Энн лежала, прислушиваясь к звуку льющейся воды. С ее стороны было бестактно говорить о ребенке, подумала она, напоминать Алексу о его двойной утрате. Она постаралась отогнать от себя эту мысль, но та не уходила, а продолжала настойчиво вертеться у нее в голове. Даже здесь, на их брачном ложе, непрошеные воспоминания о покойной жене не оставляют его, врываются в их медовый месяц, омрачают их счастье.
Не странно ли, продолжала размышлять Энн, не отрывая глаз от потолка, что она так редко теперь думает о Бене, память о нем со временем все больше стирается, тогда как мысли об этой женщине, которой она никогда не видела, по-прежнему терзают ее, становясь все навязчивее. Неужели так будет всегда?
— О чем ты задумалась? — спросил Алекс, выходя из ванной. — Почему так хмуришься?
— Я думала о Бене, — ответила она, совершенно сознательно желая причинить ему такую же боль, какую испытывала сама при мысли о Наде.
Теперь нахмурился Алекс.
— Ты находишь, что это подходящая тема для размышлений именно сегодня?
— А почему бы и нет? — с напускной беззаботностью заметила Энн. — Ведь он составляет часть моей жизни так же, как Нада составляет часть твоей, верно?
Но, увидев его изменившееся лицо, она сразу раскаялась в своих недобрых чувствах. Складки в углах его рта стали глубже, в глазах появился горький упрек. Энн поняла, что рассердила его не на шутку.
— Я думаю, что тебе пора принять душ и вернуться к гостям, — заявил Алекс и, взяв ее за руку, довольно резко заставил подняться.
Они возвратились в зал, но между ними, казалось, пробежала кошка, и Энн знала, что это по ее вине. Веселье становилось все более безудержным по мере того, как гости пьянели. Все казались очень довольными. Энн почувствовала себя чужой среди общего оживления. Настроение у нее испортилось, отделаться от мрачных мыслей никак не удавалось.
Весь уик-энд стал сплошным праздником, прерывавшимся только для того, чтобы позволить участникам урвать хоть несколько часов сна. Энн хотелось, чтобы все поскорее закончилось, она мечтала остаться наедине с Алексом и попытаться восстановить нарушенную гармонию. Он явно избегал ее — она была уверена, что это не просто игра ее воображения.
После отъезда последнего гостя Энн приступила к выполнению своего плана.
— Мне очень жаль, Алекс, что я заговорила о Бене в нашу первую брачную ночь, — прямо сказала она, решив взять быка за рога.
— Мне кажется, ни время, ни место для этого не подходили!
— Ты прав, я знаю. Это было невероятной глупостью. Пожалуйста, прости меня!
— Скажи, Анна, ведь он больше не составляет часть твоей жизни?
— Конечно, нет! Ты заполняешь ее всю, без остатка!
— Почему в таком случае ты это сказала?
— Из ревности, должно быть. Впрочем, я не совсем уверена. Видишь ли, до встречи с тобой мне никогда не приходилось ревновать, поэтому я не знаю точно, что при этом испытываешь. Мне хотелось причинить тебе боль, а почему — сама не понимаю.
— Очень похоже на ревность, — согласился Алекс. — Но к кому, ради всего святого?
— К Наде.
— Дорогая! Это действительно нелепо. Да я никогда — понимаешь, никогда — о ней и не вспоминаю.
— Честное слово? — живо спросила Энн.
— Честное слово! — ответил он так серьезно, что нельзя было ему не поверить.
В другой раз Энн осторожно завела разговор о своем подвенечном платье.
— Сколько лет было Наде, когда вы поженились? — спросила она.
Они сидели на террасе, наслаждаясь теплым вечером, И слушали стрекотание цикад, давших название этой группе островов.
— Восемнадцать. Но почему ты спрашиваешь? — недоуменно поинтересовался он.
— Поэтому ты и выбрал для меня то платье?
Он растерянно посмотрел на нее:
— Платье? Извини, дорогая, я не понимаю, о чем ты говоришь!
— Тебе хотелось бы, чтобы я тоже была восемнадцатилетней девушкой, девственницей?
Алекс громко расхохотался.
— Ты думаешь, я не сообразил бы, что такое желание едва ли выполнимо? — Встретив ее серьезный взгляд, он перестал смеяться и тоже посерьезнел. — Анна, я выбрал то платье, так как хотел, чтобы ты выглядела королевой. Я знал, что сама ты никогда не решишься на подобный наряд. А мне хотелось, чтобы ты выглядела романтично! Могу добавить, что и ты постаралась, чтобы казаться если не восемнадцатилетней, то удивительно близкой к этому возрасту, — закончил он с гордой улыбкой.
— И все же ты отрицаешь, что в глубине души тебе хотелось именно этого?
— Анна, тебе мерещится плохое там, где его нет, ты придумываешь проблемы и страхи, чтобы пугать себя. Ты живешь в далеком прошлом, которому нужно дать умереть. Вернись со мной в настоящее, любимая! Поверь, мне никогда не хотелось взять в жены молодую девушку, иначе я так бы и сделал. Что же до девственниц, то, на мой взгляд, нет ничего более утомительного. Откуда у тебя такие мысли?
Энн показалось, что ее вопросы рассердили его.
— На яхте твоя сестра и кузины только и говорили, что о девственницах, о сельской кровной мести и еще бог знает о чем. Кажется, они пытались дать мне понять, что я не гожусь тебе в жены.
— С их точки зрения, это, вероятно, так и есть, — к своему удивлению, услышала она. — Греки должны жениться на гречанках, таково, по-видимому, их убеждение. Мне чужд подобный шовинизм, как и стремление моих земляков во что бы то ни стало взять в жены девственницу. Но ты ведь не за них вышла замуж, правда? А для меня ты — идеал женщины, и я собираюсь немедленно тебя поцеловать, чтобы ты забыла обо всех своих бредовых идеях.
