Движимая инстинктом столь же древним, как материнский, я наклонилась и нежно поцеловала шишку.
Джейми поднял удивленно расширившиеся глаза.
— Говорят, это помогает, — пояснила я.
Уголок его губ тронула улыбка.
— О, здорово.
Джейми наклонился и осторожно поцеловал повязку на моей раненой руке.
— Лучше? — спросил он, выпрямившись.
— Намного.
Рассмеявшись, он потянулся за графином, плеснул оттуда немного виски и протянул бокал мне.
— Слушай, нужно твое снадобье для заживления ссадин и порезов, — сказал Джейми, наливая и себе.
— А, отвар боярышника. Знаешь, готового лекарства у меня нет: оно плохо выдерживает хранение, — ответила я, приподнимаясь. — Но если дело срочное, могу его приготовить — много времени это не займет.
Сама мысль о том, что нужно встать и тащиться на камбуз, повергала в уныние, но, возможно, встряска пошла бы мне на пользу.
— Ничего срочного, — успокоил меня Джейми. — Просто у нас в трюме пленник, похоже основательно избитый.
Я опустила стакан и уставилась на мужа.
— Пленник? Откуда у нас взялся пленник?
— С пиратского корабля. — Джейми насупил брови. — Хотя я не думаю, что он пират.
— А кто же тогда?
Джейми залпом выпил виски и покачал головой.
— Будь я проклят, если знаю. Судя по рубцам на спине, скорее всего, беглый раб, но я все равно в толк не возьму, почему он это сделал.
— А что он такого интересного сделал?
— Сиганул с «Брухи» прямо в море. Макгрегор заметил это, а когда «Бруха» уплыла, увидел барахтающегося в море человека и бросил ему линь.
— Да, забавно. Почему он так поступил? — спросила я с пробудившимся интересом, благо благодаря спиртному пульсация в висках ослабевала.
Джейми запустил пятерню в волосы и задумался.
— Не знаю, англичаночка, — ответил он, пригладив-таки непокорную шевелюру. — Вероятность того, чтобы такая команда, как наша, попыталась взять на абордаж пиратов, представляется ничтожной: любой купец ограничился бы тем, что отбил нападение. Какой резон захватывать пиратов? Но если он не собирался спасаться от нас, то, может быть, он спасался от них?
Последние золотистые капельки виски оросили мое горло. То была особая смесь Джареда из предпоследней бутылки, и напиток вполне оправдывал данное ему изготовителем название — «Ceт Gheasacach», «Волшебный туман». Почувствовав себя лучше, я приподнялась.
— Если он ранен, я должна взглянуть на него, — заявила я и спустила ноги с койки.
Памятуя о том, как вел себя Джейми за день до этого, я ожидала, что он повалит меня обратно и вызовет Марсали, чтобы та села мне на грудь. Но Джейми задумчиво посмотрел на меня и кивнул.
— Оно бы неплохо. Но ты уверена, англичаночка, что можешь встать?
Уверенности у меня вовсе не было, но я попробовала. Стоило подняться на ноги, как каюта накренилась, а перед глазами заплясали черные и желтые точки, но я устояла, вцепившись в руку Джейми. Чуть погодя некоторое количество крови все же прилило к моей голове, пляска точек прекратилась, и я смогла увидеть озабоченное лицо Джейми.
— Все в порядке, — сказала я с глубоким вздохом. — Пошли.
Пленник находился под палубой, в трюме — низком помещении, заполненном разнообразными грузами. В носовой его части была отгорожена маленькая каморка, служившая местом заточения перепивших или проштрафившихся матросов, где сейчас и содержался пленник.
Во чреве корабля царили темень и духота, и, следуя за Джейми и светом его фонаря по сходням, я почувствовала, что у меня снова начинается головокружение.
Дверь открылась, и я поначалу ничего не увидела, но блеснувшие в свете фонаря глаза выдали присутствие человека. «Черный, как трубочист» — такова была первая мысль, возникшая в моем слегка помутненном сознании, когда на фоне темных досок стало вырисовываться и обретать черты лицо.
Неудивительно, что Джейми считал его беглым рабом: он выглядел африканцем, не рожденным на островах. Черный с красноватым отливом цвет кожи и сама манера держаться отличали его от островитян, выросших в рабстве. Он сидел на бочке со связанными за спиной руками и туго стянутыми ногами. От меня не укрылось, что, как только Джейми поднырнул под перегородку, пленник вздернул подбородок и развернул плечи.
Всю его одежду составляли драные штаны, и было видно, что он хоть и худощав, но очень силен: напряженные, рельефные мышцы выдавали человека, готового к нападению и защите, но никак не склонного к повиновению.
Джейми это тоже заметил и, подав мне знак, чтобы я оставалась позади, у стены, поставил фонарь на бочку, а сам присел на корточки перед пленником, глаза в глаза.
— Amiki, — произнес он, поднимая руки с открытыми ладонями. — Amiki. Bene-bene[22].
Это был «таки-таки», смешанный диалект, широко использовавшийся моряками и торговцами во всех портах, от Барбадоса до Тринидада.
Какое-то время чернокожий молча смотрел на Джейми пустыми глазами, но потом он поднял брови и вытянул связанные ноги.
— Bene-bene, amiki? — произнес он с иронической интонацией, легко узнаваемой на любом языке.
Джейми удивленно фыркнул и потер пальцем нос.
— Это уже что-то, — пробормотал он.
— Он говорит по-английски или по-французски?
Я подошла ближе. Пленник на миг коснулся меня взглядом и безучастно отвел глаза.
— Если и говорит, то не желает в этом сознаваться. Пикар с Фергюсом пытались поговорить с ним прошлой ночью, но он слова не проронил, только таращился на них. То, что он сказал сейчас, это вообще первые слова, произнесенные им на борту. їHabla Espaсol?[23] — неожиданно произнес он, обращаясь к пленнику.
Ответа не последовало. Чернокожий даже не посмотрел на Джейми, его безразличный взгляд замер на квадрате открытой двери позади меня.
— Э-э, sprechen Sie Deutsch? — задала я пробный вопрос.
Он не ответил. Впрочем, и мои познания в немецком на этом были исчерпаны.
— Nicht Hollander тоже, надо думать.
Джейми наградил меня ироничным взглядом.
— Я, конечно, мало что знаю насчет этого парня, англичаночка, но почему-то чертовски уверен в том, что он не голландец.
— Они везли рабов с Элевтеры, это голландский остров, — проворчала я. — Или с Сент-Круа, а это, кажется, датский.
И только тут (в то утро моя голова работала как никогда медленно) до меня дошло, что пленник — это наша единственная возможность выяснить что-то о пиратах, а стало быть, единственная тонкая ниточка, которая могла протянуться к Айену.
— Слушай, твоего знания «таки-таки» хватит, чтобы расспросить его об Айене?
