Изабель толкнула дверь и спрыгнула на землю. Отирая застилающие глаза слезы, она побежала к двери. Ей хотелось, чтобы в небе появилась молния и поразила ее насмерть.
Она услышала за спиной топот ног. Эшби схватил ее за талию и потащил к скамье в розовом саду. Усадив Изабель рядом с собой, Эшби крепко обнял ее.
Он усадил Изабель к себе на колени и накрыл ее губы в глубоком поцелуе.
— Осторожнее, Эшби, — пробормотала Изабель в перерыве между обжигающими, сводящими с ума поцелуями. — Проезжающие мимо люди могут увидеть, что ты целуешь мужчину.
— Нет, они увидят кое-что похуже. — С этими словами Эшби вынул шпильки из туго скрученных в пучок волос Изабель, и они золотистым каскадом рассыпались по плечам и спине. — Они увидят, что я целую похожую на львицу девчонку в мужской одежде.
Изабель нашла Эшби, нервно меряющего шагами гостиную леди Гиацинты, где она спрятала его перед приездом Хэнсона. На лице матери Изабель, сидевшей на диване, отражалась смесь любопытства и замешательства. Энджи находилась тут же. Она баюкала Даниэлли. Прижавшиеся друг к другу двойняшки не смели произнести ни звука. Дом номер семь по Дувр-стрит, казалось, затаил дыхание с момента появления Эшби, который приехал рано утром, чтобы посовещаться со Стилгоу и Изабель. Едва увидев Изабель, Эшби остановился.
— Он уехал?
— Да. — Пребывающая в смятении Изабель никак не могла взять в толк, что происходит. Она была помолвлена с Джоном Хэнсоном, и именно мужчина, которого она любила и который любил ее, уговорил ее принять предложение Джона. Что бы ни задумал Эшби, Изабель придется стать женой Хэнсона, если его план не осуществится или если он вдруг передумает жениться на ней.
Эшби подошел к любимой и взял ее холодные руки в свои.
— Я не стал бы тебя просить об этом, если бы существовал иной способ отделаться от него. Доверься мне, любовь моя, — тихо произнес он. — Я не позволю ему одержать победу.
В дверях возник Стилгоу. Бросив взгляд на сплетенные руки сестры и Эшби, он решил обратиться ко всем присутствующим сразу.
— Только что приезжал лорд Джон Хэнсон. Он попросил руки Иззи, и она приняла его предложение. Они теперь помолвлены.
— Помолвлены с лордом Джоном? — в ужасе переспросила Фредди. В ее глазах отразилось неподдельное разочарование всей женской половины семьи. — Но… но… — Девочка недоуменно переводила взгляд с Изабель на Эшби.
— Иззи, ты что, совсем сошла с ума? — набросилась на сестру Тедди, вскакивая с дивана.
— Ты не можешь выйти замуж за этого человека! — запротестовала Фредди. — Ты же любишь… — Она осеклась.
Взгляды присутствующих сосредоточились на Парисе. Не сводя глаз с Изабель, он тихо произнес:
— Я тоже люблю ее, но Джон пригрозил поднять скандал вокруг благотворительного агентства Изабель, если она откажет ему. Так что до тех пор, пока я не решу это проблему, Изабель не может стать моей женой. — Он сжал руки девушки. — Но она непременно ею станет.
Неподдельная искренность в его взгляде и словах согрела сердце Изабель.
— Я люблю тебя.
Близнецы загалдели, посылая проклятия в адрес лорда Джона и славя Эшби. Их мать поднялась со своего места.
— Идемте, девочки. Вашему брату нужно поговорить с лордом Эшби наедине.
— Хэнсон будет сопровождать нас сегодня на бал, устроенный в честь Восемнадцатого гусарского полка, — сообщил Стилгоу матери.
Леди Гиацинта презрительно фыркнула:
— Чарльз Гарольд Обри, я всегда любезна. Даже с мерзавцами!
Все, кроме Эшби, Стилгоу и Изабель, направились к двери. Энджи остановилась возле Париса.
— Добро пожаловать в нашу семью, милорд.
Леди Гиацинта улыбнулась, когда крошка, сидевшая у нее на руках, узнав своего товарища по играм, потянула к нему ручки, чтобы обнять.
— Спасибо. — Эшби ласково погладил Даниэлли по щечке, хотя в его глазах по-прежнему читалось беспокойство.
Стилгоу проводил жену и дочь, а потом вернулся в гостиную и закрыл за собой дверь.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Эш.
Лицо Эшби приобрело деловое выражение.
— Что ты ему предложил?
— Вдвое большее приданое, как ты и просил. Мне стоило немалых усилий уговорить его не поднимать шума.
Эшби сухо кивнул:
— Надеюсь, обещанное приданое заставит его молчать.
— Он показался мне весьма довольным, когда уходил, — заметил Стилгоу. — Я даже слышал, как он свистел.
А вот Эшби было не до веселья.
— Ты не забыл о том, что в брачном контракте необходимо указать сумму карманных расходов и денег, предназначающихся на благотворительные цели?
— Я обсудил с ним все, о чем ты меня просил. Я, по меньшей мере, пятьдесят раз повторил слова «карманные деньги» и «благотворительность». Должно быть, Хэнсон считает нас самой странной семьей в христианском мире — материалистическими гуманистами. Как ты и предсказывал, он не пожелал внести что-то из собственного кармана.
Эшби мрачно взглянул на Изабель:
— Ты объяснила, насколько важна для тебя работа в агентстве, и попросила его разрешения продолжить?..
— Да, — заверила Эшби Изабель. — Я сказала все так, как ты велел.
— И как он отреагировал?
— Мне показалось, он не против. Он сказал, что это поможет его политической карьере.
— Прекрасно.
Изабель закусила губу.
— Вообще-то… раз уж он так положительно настроен, я попросила его о помощи. А именно выдвинуть в парламенте наш законопроект.
На лице Эшби возникло удрученное выражение.
— Ведь этим занимался я. Я же сказал тебе, что собираю комиссию.
— Знаю, любовь моя. — Изабель ласково коснулась щеки Эшби, мысленно благодаря Оливию за ее глупость. — Мне показалось логичным попросить его об этом, раз уж он станет моим мужем.
На лице Эшби возникло выражение изумления. Он не верил своим ушам.
— Я поколочу тебя, Изабель.
— Предположительно, — поправилась Изабель, моля Бога о том, чтобы так оно и было.
— Так-то лучше. — Эшби перевел взгляд на ее брата. — Чарли, могу я?..
— Конечно. Можешь разговаривать с ней сколько угодно. Я буду в своем кабинете. За стенкой, — подчеркнул Стилгоу и поцеловал сестру в щеку. — Всего тебе самого лучшего, Иззи. Я желаю тебе счастья. И тебе тоже, Эш.
— Спасибо, — в унисон ответили влюбленные. Как только за Чарли закрылась дверь, они бросились друг другу в объятия, целуясь, ища любви и утешения. Сердце Изабель отчаянно колотилось с того самого момента, как приехал Джон, и разрывалось от боли при мысли о надвигающемся вечере. Слишком многое угрожало ее счастью. И все же в окружавшем ее хаосе Парис оставался пристанищем веры и любви, бальзамом для ее ран.
