Хюррем-хасеки знала, что делала, когда отправляла к Яхье-эфенди дочь шахзаде Мустафы и ее подругу… нет, поправила себя Айше, не так. Свою внучку и ту, кого эта самая внучка поклялась оберегать. А иначе (Айше была свято уверена в этом, уверена так же, как в том, что день сменяет ночь и что так будет до Судного дня) – о, иначе проклятая роксоланка давно бы уже сжила со света и Айше, и любую другую девицу, осмелившуюся заступиться за дочь шахзаде Мустафы.
В общем, хорошо, что Джанбал оказалась не «любой другой».
Яхья-эфенди султаншу Хюррем не любил – как истинный правоверный не любит греха, как благородство не любит порока, как… Не любил, короче говоря. Но помочь в добрых делах Яхья-эфенди готов был любому.
Даже Хюррем-хасеки.
Шайтан не совершает добрых дел, а то Яхья-эфенди помог бы и ему.
А еще Молла Шахзаде умел читать мысли и предсказывать будущее. Это Айше знала совершенно точно – видела не раз и не два, как он это делает. Потом Яхья-эфенди, как правило, смущался, ведь негоже никому выпячивать перед другими то, что дарует ему Аллах. Но просто иногда святой слышал чужие мысли так же явственно, как будто собеседник говорил с ним вслух, и отвечал на эти мысли прежде, чем успевал понять, что к чему.
Вот и сейчас, увидев Айше, Яхья-эфенди тепло улыбнулся девушке и посоветовал:
– Нет, дорогая, сегодня никуда ходить не надо. И названную сестрицу свою удержи дома. Неподходящий сегодня день для прогулок.
Айше удивленно воззрилась на святого.
Усадьба Яхьи-эфенди давно уже перестала быть чуть ли не единственным более-менее просторным домом в Бешикташе. Рядом с ней появились медресе, больница для неимущих, да и простые люди уже обзавелись пускай не хоромами, но вполне приличным жильем. Айше любила гулять среди садов и виноградников, любила слушать рассказы учеников Яхьи-эфенди и любоваться Босфором…
– Ну, Босфор и отсюда хорошо видно, – покачал головой святой. – А истории… выйди во внутренний дворик, там тебе такого понарасскажут, дорогая, что сама Шахразада изменилась бы в лице и признала себя никчемной сказительницей, услыхав местные байки, – а ведь ей, скажу я тебе, подражали многие почтенные сказочники! И посейчас в ее историях нет-нет да и черпают вдохновение нынешние поэты!
Заметив выражение лица собеседницы, Яхья-эфенди охнул:
– Что, я опять, да? Ну прости меня, дорогая, это нечаянно вышло. Но из дома все равно лучше не выходи. Пожалуйста.
«Дорогими» для Яхьи-эфенди были все – от султана до последнего водовоза и горшечника. Святой не делал различий между людьми, обращаясь ко всем одинаково. И если Айше что и усвоила здесь, то это было немудреное правило: к словам хозяина этого дома следует прислушиваться, просьбы его выполнять неукоснительно. Особенно если Яхья-эфенди так настойчиво просит. А потому Айше почтительно склонилась и обещала из дома не выходить. Яхья-эфенди облегченно вздохнул и почти тут же куда-то заторопился: его дела не ждали. И ему можно было сегодня ходить по Бешикташу. Неподходящий для прогулок день выдался только у Айше.
Ну и еще у Джанбал. Надо бы ее, кстати, отыскать.
Бал нашлась возле фонтана Хызырлык. Не мигая, девушка смотрела на серебряные струи воды. В Амасье настолько красивых фонтанов просто не было.
Айше передала слова святого, и Джанбал тут же оторвалась от созерцания фонтана.
– О, ну так пошли же домой!
Странно, но девушки почти сразу начали называть жилище Яхьи-эфенди «домом». Таким уж оно было: сразу располагающим к себе, приветливым и очень уютным.
Под старой чинарой один из учеников Яхьи-эфенди рассказывал всем желающим его послушать:
– И тогда Сулейман Кануни написал своему молочному брату: «Ты стоишь рядом с престолом Аллаха, а значит, некоторые тайны тебе известны. Ответь мне: придет ли держава моя в упадок и когда это случится? Когда сыновья османов перестанут править этой страной? Что ждет султанов, которые будут править после меня?» В ответ же он получил краткое послание, гласящее: «Мне-то что, о султан?»
Слушатели дружно ахнули. Ахнули и Айше с Джанбал. Написать подобное султану и не остаться без головы… да это ведь немыслимо!
Вот уж и впрямь Шахразада лишилась бы покоя и сна, услышав здешние байки!
Или все-таки то, о чем рассказывает парень, произошло на самом деле? С Яхьей-эфенди никогда нельзя быть в чем-то до конца уверенным!
Насладившись священным восторгом слушателей, рассказчик продолжил:
– Сулейман Кануни, получив такой ответ, сильно разгневался…
– Я думаю! – шепнула на ухо подруге Айше. Джанбал кивнула, соглашаясь.
– Но потом, – продолжил сказитель, – наш султан остыл и подумал: «Яхья-эфенди является другом Аллаха, как же он мог написать мне, султану, подобное оскорбление? Нет, он наверняка не желал оскорбить меня. В ответе должна содержаться мудрость, но какая?» Султан думал об этом три дня и три ночи, а затем с рассветом кликнул охрану и велел перевезти его на этот берег Босфора, в Бешикташ. Я сам видел, как Сулейман Кануни, да будет он угоден Аллаху, явился в этот дом!
Слушатели восхищенно заахали. Парень усмехнулся и повел рассказ дальше:
– Явившись сюда, великий султан сказал: «Возлюбленный брат мой, прошу, дай мне точный ответ, ты не отделаешься от меня так просто!» И Яхья-эфенди ответил: «Дорогой мой брат, возможно ли, чтобы я не отнесся к твоему вопросу со всей возможной серьезностью? Я долго думал над ответом, прежде чем написать его». И султан воскликнул: «Но ведь я ничего не понял! Я решил, что ты требуешь воздержаться от того, чтобы задавать тебе вопросы о судьбе нашего государства».
– Я бы, кстати, решила точно так же, – пробормотала Джанбал. Айше тихонько хихикнула.
– На это Яхья-эфенди ответил: «Нет, дорогой мой государь. Ответ содержится именно в этой одной-единственной фразе. Конец твоей державы наступит тогда, когда повсеместно начнет процветать беззаконие, когда овец начнут терзать не волки, но пастухи, когда воплям несчастных бедняков, ободранных до костей и лишенных имущества, будут внимать лишь немые скалы, а люди, наделенные властью, отвернутся от этого ужасного зрелища со словами: «Мне-то что?» Тогда казна твоего государства опустеет, люди начнут проявлять непокорство, перестанут уважать тех, кто управляет ими, и бунты прокатятся по востоку и западу, по северу и югу. Вот тогда крах нашей страны никто больше не сможет предотвратить, разве только Аллах, Всемилостивый и Милосердный». И Сулейман Кануни, услышав это, прослезился и признал правоту Яхьи-эфенди…
«Занятная история», – подумала Джанбал, отходя от принимающего хвалу сказителя. Занятная, поучительная – и очень-очень правдивая. Недолго продержится султан, который на народные страдания отвечает: «Мне-то что!»
