— Людям нравится быть проницательными.
— Ну, тогда мне бы очень хотелось, чтобы их прорицания не касались меня.
— Вам самой разве не приходила мысль еще раз выйти замуж? Или все еще мешают воспоминания о вашем покойном муже? Но вы уже стали другой, — сказал Нейпьер нежно. — Я заметил это. Знаете, вы даже смеяться стали чаще. Кажется, вы обрели для себя новый смысл жизни. И это благодаря Лоувет Стейси.
Я промолчала, и он продолжил:
— Вы ведь почти забыли его, значит, вы от него уже свободны.
— Забыла его! — неистово воскликнула я. — Мне никогда не забыть Пьетро.
— Но вы уже внутренне готовы начать новую жизнь. Неужели он всегда будет присутствовать в ваших мыслях… этот давно ушедший третий… Тогда с каждым годом этот человек будет приобретать в вашем воображении все большее совершенство. И при этом всегда оставаться молодым. В таком случае с ним никто не может соперничать. Он останется непобежденным.
Я зябко повела плечами.
— Стало совсем холодно. И у меня ноги совсем промокли.
Нейпьер наклонился и, взяв мою ногу, снял туфлю и начал согревать мою ступню руками.
— Нужно было надеть более тяжелую обувь, а не эти тоненькие туфли.
— Не было времени переобуться. Я хотела успеть застать здесь «привидение».
— Вы хотели узнать, кто прикладывает столько усилий, чтобы все помнили о моем брате?
— Да.
— Вы очень любознательная женщина.
— Боюсь, что так и есть.
— И очень импульсивная.
— И это правда.
— Однажды вы уже действовали в порыве. Возможно, что поступите так еще раз.
Он надел туфлю мне на ногу.
— Вы немного дрожите. Неужели на вас так действует ночная прохлада? Я хочу задать вам вопрос. Однажды вы приняли решение. И с точки зрения здравого смысла довольно глупое решение. Вы бросили свою карьеру… ради мужчины. Вы, должно быть, долго анализировали себя, свои возможности, прежде чем принять такое решение. Я прав?
— Нет.
— Вы не мучились сомнениями?
— Нет.
— Как обычно вы действовали импульсивно и были уверены, что принимаете правильное решение… единственно правильное?
— Да.
— И теперь вы об этом жалеете.
— Я ни о чем не жалею.
— Да, однажды вы приняли смелое решение. — Он говорил чуть ли не с завистью. — Интересно, станете ли вы это делать еще раз.
— Возможно, я не очень изменилась с тех пор.
— Насколько — это мы, возможно, еще узнаем. Я рад, что вы ни о чем не жалеете. Тот, кто испытывает сожаление, часто начинает жалеть себя, а жалость к себе не очень привлекательна в людях. Я стараюсь от нее избавиться.
— И вы делаете это весьма успешно.
— Нет, боюсь, что довольно часто я все-таки жалею себя. Постоянно говорю себе: «Все сложилось бы по другому, если бы…»А с тех пор, как вы появились здесь, я повторяю это все чаще. И вы знаете, почему. Между нами так много общего. А Эдит… бедная Эдит… ее смерть повлияла на всех больше, чем ее жизнь.
— Смерть?! — резко переспросила я.
— Да, я думаю, она умерла. Но как же вы подозрительны! Вы снова сомневаетесь во мне. А ведь несколько минут назад… Нет, конечно, я всегда внушал вам сомнения, и в какой-то степени сам стремился к этому. Мне было бы приятно сказать себе: несмотря на свои сомнения, она… Да, мне хочется от вас того же безрассудства, с которым вы уже однажды поступили.
Я поспешно прервала его:
— Должна признаться, я слышала вашу ссору с отцом… во всяком случае какую-то часть ее. Я слышал, как он сказал, что намерен выслать вас из дома.
— И вы слышали, что я отказался уехать.
— Вскоре после этой ссоры я сыграла для сэра Уилльяма одну вещь, которую кто-то подложил в подобранные для меня ноты.
— И вы думаете, что это сделал я?
— Нет, пока я так не думаю, но вы сами должны мне сказать.
— Так вот — я не делал этого. Вы верите мне?
— Да, верю.
Он взял мою руку и поцеловал.
— Пожалуйста, говорите мне всегда правду. Для того чтобы я могла помочь вам, я должна знать правду.
— С вами я снова чувствую себя счастливым, — сказал он. Его слова глубоко меня тронули, потому что еще никогда его голос не был таким нежным и таким глубоким.
— Я очень хочу этого, — призналась я довольно опрометчиво и тут же быстро добавила:
— Но уже пора возвращаться.
Я двинулась по тропинке к дому, он пошел рядом и вдруг сказал:
— Между нами всегда было нечто общее. Мы оба были под властью прошлого. Я — потому что убил своего брата, вы — потому что слишком любили, «без меры и благоразумья»10.
— Никогда не думала, что для любви нужны мера и благоразумие.
— Значит, вы хотите возразить поэту.
— Да. Я уверена, что не может быть любви «без меры», но как можно измерить чувства, которые человек отдает другому. И в жизни нет большего счастья, чем любить и отдавать.
— Вы хотите сказать: любить и получать?
— Нет. Любить и отдавать.
— Тогда, должно быть, вы были очень счастливы.
— Да, была.
Мы пересекли лужайку и вышли к садовым террасам.
— Но привидения мы так и не нашли, — сказала я.
— Да, не нашли, но зато мы сделали более важное открытие.
— Спокойной ночи, — попрощалась я с ним и вошла в дом. Он остался снаружи.
Я направилась к миссис Линкрофт, чтобы сказать ей, что не иду сегодня утром в дом настоятеля, потому что Сильвия поправилась и придет вместе с Элис и Оллегрой сюда, когда они закончат заниматься с викарием.
Дверь была приоткрыта, и я легонько постучала. Ответа не последовало, и я заглянула в комнату.
К моему удивлению, миссис Линкрофт оказалась у себя. Она сидела за столом, держа перед собой газету. Она не услышала меня, и это было очень странно.
— Миссис Линкрофт, с вами все в порядке? — спросила я. Только тут она заметила мое присутствие и оторвала глаза от стола. Она была очень бледна, ее большие серые глаза были влажны, видно, от непролитых слез.
Почти тотчас растерянное выражение исчезло с ее лица, и она снова стала такой, как всегда, собранной и спокойной.
— Ах, это вы, миссис Верлейн, прошу вас, проходите.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я, входя в комнату.
— О… да, вполне. Правда у меня немного сонное состояние. Этой ночью я плохо спала.
— Как жаль! С вами такое часто бывает?
Миссис Линкрофт повела плечами.
— Уже много лет я не знаю, что такое хороший сон.
— Это очень плохо. Надеюсь, вы ничем не обеспокоены?
Она с тревогой посмотрела на меня, и потеряв над собой контроль, непроизвольно положила руки на газету, как будто хотела скрыть ее от меня.
— Обеспокоена?.. Нет, ничего, нет.
Но зачем так горячо отрицать, подумала я.
Она рассмеялась, но смех у нее вышел несколько натянутый.
