Глава VIII
– Холлоуз, камин в моем кабинете давно погас.
– Прошу прощения, сэр.
– А новые слуги опоздали к вечерней молитве.
– Прошу прощения, сэр, я прослежу, чтобы это не повторилось.
– Все в доме распустились. Не хватает твердой руки…
"Так вот как суждено было закончиться нашей сказке, нашей красивой истории!… Да полно, красивой ли? Теперь она приобрела уродливые черты, ее омрачили тревоги, страхи… Пожалуй, эта любовь с самого начала была обречена: из-за его легкомыслия и моей трусости. Три-четыре вечера вместе, да тот вальс, когда мы плыли на волнах грез и мне открылись мои истинные чувства; да прогулка по берегу реки туманным ноябрьским днем…"
– Нет, спасибо, – отрывисто молвил Брук. – Мне не хочется.
– Ты ничего не ешь, мой мальчик, в этом-то вся беда. Ты слишком разборчив.
– Ем, сколько могу.
Брук был мрачен. Он поругался с отцом – что случалось в последнее время довольно часто. Добрая воля, владевшая всеми во время рождения Яна, исчерпала себя.
Тете Тиш не удалось выспаться во время тихого часа, и она клевала носом за столом. Один только Прайди был доволен жизнью. С послеобеденной почтой пришло приглашение – первое такого рода – набросать аннотацию к программе ближайшего концерта. Среди номеров значилась симфоническая поэма Листа "Битва гуннов".
"Никто ни о чем не догадывается, – думала Корделия. – Мне не к кому обратиться за утешением и советом. Не с кем поделиться моими чувствами, обменяться мнениями по поводу утренних событий. Будь я католичкой, могла бы прибегнуть к исповеди. Что сказал бы священник о моем решении? Но не в этом дело, совсем не в этом…"
Мистер Фергюсон обратился к сыну.
– Корделия говорила тебе, что заезжал Стивен Кроссли?
Внезапно выведенный из транса, Брук вздрогнул.
– Нет. Это из-за несчастья с мистером Слейни-Смитом?
– Можно только гадать. Корделия отказалась принять его.
"А что я могла поделать, – думала она, – когда Ян цеплялся за мои юбки? Что я могла поделать?"
– Странно, что он попросил доложить о себе именно Корделии. Наверное, не предполагал, что кто-то из нас окажется дома, и рассчитывал на ее сочувствие.
– В таком случае, – сказал Брук, – его ждало разочарование. Корделия никогда не питала к нему симпатии. Откровенно говоря, мне было бы интересно послушать, что он скажет.
– Мне тоже, – буркнул его отец. - И сказать, что я думаю о его поступке, – он недовольно запыхтел. – Но Корделия меня опередила.
Брук бросил на жену удивленный взгляд.
– Он спросил меня, – она изо всех сил старалась говорить спокойно, – а мне не хотелось его видеть.
Мистер Фергюсон повернулся к невестке.
– Кажется, к вам здесь всегда было хорошее отношение. Я рассчитывал на взаимную симпатию. Вы же проявили такое своеволие в присутствии слуг. – Он поднялся из-за стола. – Брук, зайди после ужина ко мне в кабинет.
"…Я сказала Бетти: меня нет дома. Вот и все. Если бы у меня хватило смелости принять его сторону! Выйти ему навстречу…" Общественное мнение – страшная сила, а относительно истории с мистером Слейни-Смитом нет и не может быть двух мнений. Но она старалась судить беспристрастно, руководствуясь внутренним чутьем. В конце концов, это не касалось их отношений. Глупая шутка, обернувшаяся трагедией. Нужно забыть об этом. Но он приехал, когда дома был мистер Фергюсон…
В своем последнем письме он сообщал, что заедет повидаться с ней сразу по возвращении из Америки, и сдержал слово. А она прогнала его прочь, даже не захотела встретиться лицом к лицу, не выслушала его объяснения. Больше она его не увидит.
– Когда он заезжал? – поинтересовался Брук.
Корделия уставилась в тарелку.
– Около одиннадцати. Я была с Яном в детской. Твой отец заходил поговорить о новой швейной машине.
– Какой марки?
– "Уилер и Уилсон".
– Хотел бы я знать, что привело его сюда. Должно быть, до него дошли слухи. Это была скверная шутка. Но все равно. Я бы с удовольствием послушал, как им это удалось. И свечи… Чистая работа! Почему ты его отослала?
– Мне было нечего ему сказать.
– Все равно не стоило так обижать папу.
Дядя Прайди положил карандаш и взялся за вилку.
– Я думаю начать вот так: "В последнем издании симфонической поэмы мистера Листа, которую я, откровенно говоря, не нахожу ни поэмой по духу, ни симфонией по форме, тонкий ценитель музыки услышит, начиная с девятого такта, отчетливую поступь князя Бисмарка по Вильгельмштрассе. Далее следует длинный, бурный пассаж – начало битвы гуннов, которой многие из нас ныне неумеренно гордятся…" Как вы думаете, это напечатают?
– Тебя попросили написать аннотацию, а не критику, – заметил Брук. – Кроме того, это не имеет отношения к современной истории.
– Все имеет отношение к современной истории. Беда многих людей заключается в том, что они рассматривают предметы и явления изолированно – например, судят о человеке, не зная, кем был его отец, Возьмите мышей. Наука всеобъемлюща.
"Доверься я дяде Прайди – что бы он сказал? Но как он может понять, плохо зная Стивена, почему я все еще мечтаю уйти к нему и что именно мне мешает?"
После ужина Брук провел некоторое время с отцом. Потом он с сердитым выражением лица зашел в спальню.
– Делия, папа хочет тебя видеть. В своем кабинете.
Ну что же, она готова. Конфликт назревал уже несколько дней. Эта утренняя перебранка… Но сейчас вряд ли уместно ссориться. Ей все равно, что он скажет.
– Вы меня звали, мистер Фергюсон?
– Да. Садитесь, пожалуйста. Я сейчас освобожусь.
Молчание, нарушаемое лишь его сопением. Странная вещь – сила личности. В каком бы состоянии духа вы сюда ни вошли, очень скоро вы начинали чувствовать себя так, словно вас повысили в должности или высекли, как нерадивого ученика. За три дня, прошедшие после похорон, он ни разу не был на фабрике и вообще только раз выезжал из дома. Одно это уже говорило о том, как велико было его горе. Он потерял лучшего друга.
Через минуту мистер Фергюсон отложил свои бумаги.
– Помните, утром я сказал, что хотел бы кое о чем поговорить?
– Да.
– Это касается Брука и вас. В последнее время я не удовлетворен нашими отношениями. Им не хватает сплоченности. Я долго размышлял о причинах.
– Мне очень жаль, – произнесла Корделия.
"Может быть, Стивен приезжал просить прощения? Господи, хоть бы я умерла!"
– Вот именно, сплоченности. Позвольте мне сказать, Корделия, что в последние три месяца я ощущаю в наших отношениях некоторую холодность. Не будем искать виновного. Все не так просто. Первый шаг к устранению недостатков – их осознание. – Он смотрел мимо нее – беспристрастный судья, строгий, но справедливый, – и, как всегда, шумно дышал.
