– Надень, – приказала она.
В свертке оказалась поношенная рубаха, рваная нижняя юбка, вылинявшее платье и побитая молью шаль, когда-то приятного лавандового цвета. Ни туфель, ни чулок. Квадратный кусок неподрубленной ткани – очевидно, головной платок.
Когда я оделась, Арнольд одобрительно кивнул.
– Отлично, Жоржетта, выглядит весьма убедительно.
– В самом деле. Нам пора. Наше отсутствие может показаться подозрительным, да и в «Ля Рев» уже, должно быть, вовсю рыдают по Жаку. Надо выразить свои соболезнования и утешить родственников. Привязывай ее и пошли.
– Ты можешь сегодня ночью не приходить, – сказал ей Арнольд. – Остальное я сделаю сам.
– Нет, я приду с тобой, мне не хочется пропустить самого главного, – с улыбкой ответила Жоржетта.
Арнольд связал меня и толкнул в угол. Проверив прочность узлов и убедившись, что мне не освободиться, он погасил свечу и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
Сначала я попыталась ослабить узлы, но вскоре поняла, что это бесполезно: Арнольд сделал работу на совесть. Потом я долго кричала, звала на помощь, понимая, что понапрасну трачу силы. Мне не от кого ждать спасения. Негодяи выбрали прекрасное место.
Совсем стемнело. Я испуганно вздрагивала при каждом звуке, с минуты на минуту ожидая возвращения своих мучителей. Чернота, еще беспросветнее, чем та, что была за окнами, объяла мою душу. Я не знала, что они замыслили, вернее, знала, но не находила мужества признаться себе в этом. Я боялась произнести догадку вслух, даже облечь мысли в слова – чтобы не навлечь беды, и запретила себе думать о другом, кроме испытываемых мной мук.
Проходили часы. Вначале скрюченные руки и ноги страшно болели, потом затекли; острая боль сменилась ноющей. Должно быть, я даже ненадолго уснула. Наконец послышались шаги, и я увидела свет фонаря.
– Ты еще здесь? – усмехнулся Арнольд.
Я прищурилась от слепящего света и заморгала. Склонившись надо мной, он перерезал веревки, связывающие мои ноги.
– Вставай! – приказал он, поднимая меня. Кровь, прилившая к ногам, вызвала столь острую боль, что я, застонав, вновь повалилась на пол. Арнольд выругался и пнул меня ногой.
– Все в порядке? – Это вернулась Жоржетта.
– Наша подружка испытывает некоторые трудности со вставанием.
– Заставь ее, – фыркнула Жоржетта. – Мне наплевать, больно ей или нет.
Арнольд пинками поднял меня, не обращая внимания на мои стоны.
– Мы готовы? – спросила Жоржетта.
– Да, – ответил Арнольд, завязывая мне тряпкой рот и подталкивая к двери.
Я споткнулась и упала на колени. Он поднял меня за волосы и вывел из домика. Ночь была черна и безлунна. Где-то в траве послышался слабый писк и царапанье, неподалеку в соснах ухнул филин. Мы пошли сквозь камышовые заросли. Стерня больно колола ноги, неверный свет качающегося фонаря плясал на лицах моих мучителей, отбрасывая уродливые тени и делая их похожими на безумцев.
Мы шли к дороге, ведущей к реке. Там, где к поместью Хайлендс подходила дорога, мы остановились. Арнольд погасил фонарь, и мы остались наедине с тускло мерцающими звездами. Арнольд и Жоржетта ждали чего-то, о чем мне не было известно. Я замерзла, меня подташнивало и качало от слабости, но я чувствовала, что мои мучения только начинаются. Как бы мне хотелось, чтобы все оказалось кошмарным сном!
Жоржетта проявляла нетерпение.
– Ты уверен, что он про нас не забудет? – нервно спросила она.
– Конечно, нет, – сказал Арнольд, – я умею обделывать дела. Уж пожалуйста, не отказывай мне в умении шевелить мозгами, дорогая Жоржетта. Если ты хочешь домой…
– Нет, – упрямо отвечала Жоржетта. – Я остаюсь.
Если понадобится, я буду ждать до рассвета.
Вдали замелькал огонек. Все ближе и ближе. Вскоре можно было различить поскрипывание телеги и размеренно-медленный стук копыт. Наконец появилась телега без верха, освещаемая фонарем, висевшим на шесте рядом с местом возницы. Свет упал на наши лица. Жоржетта в неверном свете фонаря казалась настоящей колдуньей, живым воплощением зла.
– Загаси фонарь, – приказала Жоржетта вознице. – Ты хочешь, чтобы нас увидели?
При виде хозяина телеги я оледенела. Я знала его. В округе его звали не иначе как Ник-Старьевщик, но только торговал он не тряпьем, а человеческим хламом. Каждые полгода он объезжал плантации, скупая старых и больных рабов по дешевке. Он покупал человеческий материал, который больше никто не хотел покупать, и хозяин готов был сбыть его всего за несколько долларов, считая, что это все равно лучше, чем тратиться на гроб. Он меня узнал. Однажды я прогнала его с «Ля Рев», угрожая ружьем.
– Ну, мэм, – протянул он, – не думаю, что кто-нибудь нас увидит. Разве что лошади. Так что успокойтесь. Много времени это не займет. Это она? – кивнул в мою сторону торговец. – Вижу, вы держите ее с завязанным ртом. Должно быть, девочка любит поболтать.
– Скорее покричать, – поспешил ответить Арнольд. – Мы не хотим привлекать ненужное внимание, понимаете ли. В ночной тишине звук далеко разносится.
– Ясно, ясно. Ну ладно, я дам ей возможность поболтать, когда мы порядком отсюда отъедем. А сейчас я, пожалуй, свяжу ее покрепче.
Я услышала глухое звяканье цепи. Ник-Старьевщик нес в руках кандалы.
– Вот, пожалуй, что я сделаю.
Жоржетта довольно засмеялась.
– О, какая прелесть! Прекрасно, прекрасно, мне нравятся эти штучки.
– Держитесь за шляпку, мадам, сейчас начнется представление.
Ник встал передо мной на корточки, но я пиналась с таким остервенением, что он, как ни пытался, не смог надеть свои чудовищные браслеты. Тогда подошел Арнольд и сзади ударил меня по голове. Я не удержалась на ногах и упала, ударившись виском о землю. Времени, пока я приходила в себя, оказалось достаточно, чтобы заковать меня в кандалы. После этого Арнольд разрезал веревку, стягивающую мои руки за спиной. От боли в суставах у меня потемнело в глазах. Слезы текли по щекам, и я глотала их пополам с грязью. Ник привычным движением закрепил замки, и за цепь поднял меня на ноги.
– Лучше, конечно, делать это в кузне, – добродушно заметил он, – но вы-то наверняка больше меня разбираетесь в подобных вещах. У вас куда больше рабов, чем мне доводилось видеть за всю жизнь. Пошли, рабыня.
Нильс повел меня к повозке. Я шла медленно, волоча кандалы. Арнольд помог забросить меня в телегу.
– У нее имя есть?
– Элиза, – с едва заметной запинкой произнес Арнольд. – Она… она полукровка с Гаити. Мы избавляемся от нее потому, ну, потому что она сумасшедшая. Она будет рассказывать вам много странных вещей, но вы ей не верьте. Там нет ни на грош правды.
– Мне это все равно, – усмехнулся беззубым ртом Старьевщик. – Плевать, нормальная она или нет. Там, куда ей предстоит отправиться, может, и лучше для нее, что она сумасшедшая.
