Ближе к вечеру, когда уже начинали сгущаться сумерки, пришел курьер.
Сирен открыла ему дверь. Он был высокий, по выправке немного похож на военного, хотя одет в полосатый шерстяной костюм и трикотажную шапочку моряка. Из матерчатого мешка, болтавшегося у него на плече, он достал кожаную сумку. Он пришел за письмами, если они есть у месье Лемонье. Капитан готовится поднять якорь с рассветом..
Рене кивнул.
— Только одну минутку, — сказал он и продолжал писать.
Она должна что-то сделать. Сейчас. Немедленно. Но что? Сирен отошла к диванчику и взяла свое письмо и ручку со столика, потом снова положила. Она посмотрела на Рене, сидевшего за письменным столом с ворохом бумаг, потом взглянула на моряка.
Тот стоял, заложив руки за спину, не спуская с нее глаз и понимающе улыбаясь. Когда она встретилась с ним взглядом, его улыбка стала еще шире, и он сощурил один глаз, едва заметно подмигнув.
У нее тут же созрела мысль, простая, но ясная до мелочей. Она затаила дыхание, спрашивая себя, осмелится ли она на это, и в то же время зная, что выбора нет. Она улыбнулась в ответ моряку, глядя на его чуть дольше, чем было необходимо, снова взяла письмо, отвернулась и прошла из комнаты в спальню.
Когда за ней закрылась дверь, она быстро подошла к шкафу и выхватила оттуда свой плащ, потом прошла через спальню в гардеробную, а оттуда через маленькую столовую — в кладовку. Она поспешно сбежала по лестнице, двигаясь насколько возможно бесшумно, сжимая, в руке письмо.
Марта была на кухне. Сирен с мрачным раздражением стиснула зубы: она надеялась, что служанка сидит в своей комнате.
Сирен не нужно было придумывать срочное дело.
— Ты не застала торговца пряностями? Мне очень нужно немного корицы, чтобы посыпать шоколад.
— Я не слыхала, чтобы он приходил, мамзель. Но корицу в шоколад? Вы, верно, беременны!
— Нет-нет, — бросила она через плечо с принужденным смехом. — Попробую догнать его.
Через секунду она покинула кухню, осторожно прикрыв за собой дверь, потом пробежала через сад позади дома и, завернув за угол, очутилась на улице. Моряк будет возвращаться на корабль в направлении к реке. Она немедленно направилась в ту сторону, держась ближе к дому, чтобы ее нельзя было увидеть из гостиной, если бы кому-нибудь вдруг вздумалось выглянуть из окна. Опустив голову, она быстро пошла прочь, надеясь, что Рене будет еще писать, а потом присыпать песком и запечатывать свои послания.
На первом перекрестке через три дома она свернула налево. Остановившись в дверях магазина дамских шляпок, который в этот день был закрыт, она сделала вид, будто ищет что-то в карманах, и приготовилась ждать.
Казалось, прошли часы, прежде чем моряк появился на той улице, откуда она свернула, хотя на самом деле это заняло всего несколько минут. Она стояла в укрытии, наблюдая за его быстрой легкой походкой. Он прошел перекресток, почти не глядя по сторонам, и двинулся дальше по грязному деревянному настилу перед домами. Сирен считала его шаги, давая ему отойти подальше. Когда он отошел на полквартала, она выскочила из дверей и быстро бросилась обратно к главной улице.
Моряк еще не пропал из вида. Единственными людьми, попавшимися ей в этот дождливый и мрачный вечер, были прачка с корзиной свежевыглаженных рубашек на голове, и пожилой джентльмен, опиравшийся на трость. Сирен подобрала юбки и кинулась вдогонку за моряком.
— Месье! — Она окликнула его весело, почти игриво, и, конечно, не очень громко. — Месье, подождите!
Моряк быстро и настороженно обернулся, протянув руку к сумке на бедре. Увидев ее, он расслабился и даже вернулся на несколько шагов назад.
— Какая приятная встреча, мадемуазель, — сказал он, сверкнув широкой улыбкой.
— И вовсе мы не встречались, как вам известно, — сказала она, нарочито запыхавшись. — Я давно бегу за вами.
— Какая жалость! Если бы я знал, дал бы вам поймать себя гораздо раньше.
Она одарила его самой кокетливой улыбкой.
— Ах, проказник вы этакий, хотя и очень красивый! Но я всего лишь хотела отдать вам свое письмо, чтобы присоединить его к остальным. — Произнося это, она вытащила из кармана плаща сложенный лист и протянула ему.
— Месье Лемонье разрешил вам?
— Ну, конечно. — Она нежно улыбнулась.
— Я бы сказал, он вряд ли в чем-то вам отказывает. Ну, давайте ваше письмо.
Сирен стала отдавать, но, когда пальцы моряка уже коснулись письма, отдернула обратно.
— Ох, я же в спешке забыла запечатать его. Какая досада! Тогда я просто запихну его в другое свое письмо, если вы позволите. Это дело одной минуты.
— Другое ваше письмо?
— Они оба написаны монахиням в Камперле. Сестра Мари позаботится, чтобы сестра Долорес получила свое письмо.
— Письма, которые я несу, — это официальные сообщения исключительной важности; я не должен разрешать…
— Но вы ведь разрешите, правда? О, пожалуйста, ведь другого корабля ждать еще недели, а я… мне так необходимы молитвы добрых сестер.
— Необходимы сейчас? Лемонье ваш любовник?
Она улыбнулась как будто неким приятным воспоминаниям, которые он, хотя бы отчасти, мог разделить.
Да.
— А что, месье когда-нибудь уезжает, оставляет вас одну?
— Иногда. Может, вы хотели бы навестить меня, когда его не будет?
Как далеко она сумеет зайти, чтобы добиться своего? Она не знала. Это тревожило ее еще больше, чем тот факт, что она вообще допускала такую возможность.
— Мне бы очень хотелось.
— Как жаль тогда, что вы должны покинуть Луизиану…
— Но я же вернусь.
— И когда? — Улыбаться, она должна улыбаться, даже когда потянулась к сумке с документами.
— Всего через несколько месяцев, если Бог даст.
— Да, если Бог даст. Жизнь моряка опасна, правда? Какие были штормы, когда мы плыли из Франции. Я почти всю дорогу простояла на коленях.
— Молились или вас тошнило?
Она вздрогнула и сказала абсолютную неправду, поскольку он, видимо, этого ожидал:
— Ох, и то и другое! Разве вас никогда не тошнит?
Она слушала, как он объяснял, какой он замечательный моряк и что он делает, чтобы избежать недомогания даже в самый сильный шторм, а сама тем временем рылась в сумке у него на боку. Она не попросила его снять сумку, но заставила его поднять руку так, чтобы заслонить ее и то, чем она занималась. Быстро перебирая бумаги, она искала конверты меньшего размера, которые были просто сложены втрое и запечатаны. Она знала, что их несколько штук, — она видела, как Рене укладывал их в сундучок, хотя, скорее всего, они были адресованы его семье. Найдя то, что искала, она ловко вытащила один из официальных документов и сунула себе под плащ, прижав рукой к телу.
