— Почему?
Глаза Квентина излучали нежность.
— Потому, маленькая проказница, что я хотел как можно скорее приехать домой, к тебе. Следующие несколько драгоценнейших дней принадлежат нам. Наши родители пожелали бы для нас того же самого. Нерешенные вопросы, подозрения никуда не убегут, к ним мы обратимся позже. А теперь… — Он вынул из кармана лицензию. — Я хочу развернуть ее перед твоими прекрасными глазами и увидеть, как в них зажжется радость и… ах да, я же должен заплатить по счетам своего последнего проигрыша. — С этими словами Квентин вернулся в карету и вынул большой плоский пакет, который положил на руки Бранди.
Невеста недоумевала:
— Что это?
— Долгожданный приз, — улыбнулся он при виде ее удивления. — Открой и посмотри.
Не дожидаясь второго приглашения, Бранди разорвала бумагу и пискнула от восторга, доставая три ладно скроенные пары бриджей: черную, темно-коричневую и бежевую.
— Я задолжал тебе после нашего последнего состязания в рыбной ловле, — пояснил Квентин. — Теперь тебе больше не придется, как ты говоришь, путаться в мокрых юбках и сидеть не в седле, а на узле смятого муслина. — Наблюдая за восторгом Бранди, он хмыкнул: — Весьма незаурядный свадебный подарок для весьма незаурядной невесты.
— Невесты, которая теперь сможет ездить верхом, как любой мужчина, — гордо заявила Бранди. Она привстала на цыпочки и коснулась губами его губ. — Спасибо, Квентин. Это очень щедрый приз, учитывая, что он достался мне именно за то состязание.
— А в чем дело?
— Дело в том, милорд… — Бранди отступила, озорно поблескивая глазами и вцепившись руками в бриджи, — что ваши подозрения были абсолютно верны. Я сжульничала.
Она помчалась к домику, а позади нее долго звучал смех.
— Вы никогда не соскучитесь, сэр, — заметил Бентли.
— Это уж точно, — согласился Квентин. — Бентли… — Он посерьезнел, повернувшись к другу. — Ты не думаешь, что я совершаю оплошность, отложив расследование на день или два?
— Нет, милорд. Как вы сами только что заметили, следующие несколько дней не принесут никаких событий. Мистер Хендрик будет продолжать наводить справки, а мастер Дезмонд будет продолжать пить. Это время, как вы только что объявили мисс Бранди, принадлежит вам двоим.
— Это время, — повторил Квентин, удивленно покачивая головой. — Скажи, Бентли, как получается, что в самую болезненную пору своей жизни я способен чувствовать бьющую через край радость?
— У этого особого чуда, милорд, есть имя. — Бентли махнул лакеям, чтобы те выгружали багаж Квентина. — И как вам повезло, что завтра вы дадите ему свое.
Квентин стоял на террасе, наблюдая за восходом солнца. Он забылся сном около двух часов ночи, а проснулся всего несколько часов спустя, готовый обнять будущее, которое вопреки всему все-таки нашло его.
Задумчиво потягивая кофе, Квентин гадал, как спалось Бранди в эту ночь. Он улыбался, заранее зная ответ. За все двадцать лет своей жизни Бранди ни разу не сомкнула глаз накануне какого-то важного события. Сколько раз рождественским утром она разглядывала подарки сиявшими, но все же слипавшимися глазами? Сколько раз в дни рождения ее заразительный смех прерывался зевками, которые к концу дня случались все чаще?
Квентин с нежностью улыбнулся от согревающих душу воспоминаний, которые растекались, как теплый мед. Бранди, его неповторимое прекрасное солнышко… какое чудо, что она почти совсем не изменилась.
Не меньшим чудом были те перемены, которые в ней произошли. Вечер, проведенный ими в лесу, явился для Квентина невообразимым сочетанием райского блаженства и адских мук. Тогда Бранди впервые изведала страсть, в ней пробудилась женщина, и сознание этого доводило его до грани безумия.
Как он хотел обладать ею! До сих пор ему было неведомо это яростное, примитивное по своей силе и уничижительное по своей сути желание.
Так вот она какая, любовь.
Наблюдая за извивающейся струйкой пара, медленно поднимавшейся над его чашкой, Квентин наслаждался этим новым чувством, которое затрагивало не только его сердце, но и мысли, планы, само будущее.
Раньше в жизни Квентина существовала только армия, а дом был там, где проходила его служба. Что касается Котсуолда, это было тихое убежище, в котором его всегда ждали семья, друзья и взъерошенная проказница, согревавшая ему сердце, как яркий луч солнца.
Этот яркий лучик рос, становился сильнее, горячее и в конце концов проник в каждую клеточку его естества. И неожиданно его солнышко стало его жизнью.
Осознав эту простую истину, Квентин почувствовал неведомую до той поры потребность. Корни. Ему нужны были корни. Не просто дом, а собственная жизнь. И жена.
И дети.
Мысль о том, чтобы наполнить тело Бранди своим семенем и наблюдать, как в ней растет его ребенок, разожгла в нем примитивное стремление к обладанию. Ему был нужен дом, наполненный маленькими копиями Бранди, и чтобы их смех разносился по всем комнатам Изумрудного домика, и чтобы они были такими же жизнерадостными непоседами, как их мать.
Проглотив остатки кофе, Квентин принял решение, которого никогда от себя не ожидал. Пришла пора. Он был готов сделать важный шаг.
— Доброе утро, милорд. — Возле террасы остановился Герберт. — Я не знал, что вы уже на ногах. — Он заулыбался. — Хотя, наверное, мне следовало бы догадаться. Ведь сегодня вы женитесь. И вашу невесту тоже нельзя назвать соней. Вот уже больше часа, как в ее окнах горит свет. Подозреваю, очень скоро она отправится в свою беседку.
— Подозреваю, ты прав, — в ответ ему улыбнулся Квентин. — А ты почему бродишь на рассвете? Неужели и в такой важный день ты собрался работать?
— Даже не думал, милорд, — хмыкнул садовник. — Нет, я просто решил пойти к беседке… на случай, если мисс Бранди захочет поговорить.
Квентин кивнул, в его глазах зажглась искра благодарности.
— Ты хороший друг, Герберт. Ты прекрасно понимаешь Бранди.
— Вообще-то, сэр, она очень похожа на вину покойную мать — по крайней мере в том, как она любит и питает все, что ее окружает. Будь то цветы или люди, ее светлость была тем человеком, который мог заставить их расцвести. То же самое и с мисс Бранди.
— Я никогда не думал об этом так, как ты. Но твоя правда. — У Квентина сжалось в груди. — Я помню, мать говорила, что, кроме нее, только Бранди по-настоящему ценит волшебство Изумрудного домика. Я вижу, как верно ее утверждение, каждый раз, когда наблюдаю за бурной радостью Бранди, стоит ей оказаться здесь. Такая же радость исходила от мамы. — Он улыбнулся своему воспоминанию. — До сих пор помню — хотя мне было тогда лет восемь-девять, не больше — восторг на мамином лице, когда она приезжала погостить в Изумрудный домик. Ее глаза начинали сиять в ту секунду, когда карета, повернув, проезжала ворота. Она расцветала, точно этот сад.
