Вместо ответа Алекс поцеловал ее, предложил не быть дурочкой и похлопал по спине.
— Оставь меня! — огрызнулась Энн. Он удивленно посмотрел на нее. — Мне не нравится, что ты все время меня гладишь!
— Извини! — Он явно обиделся. — Для греков такое поведение естественно. Нам доставляет удовольствие прикасаться к тем, кого мы любим. Постараюсь в будущем не забывать, что тебе это неприятно! — И он с оскорбленным видом вышел из комнаты.
Энн бросилась на диванчик у окна и уставилась на парк внизу. Что заставило ее так себя вести, высказать такое суждение о Янни? Почему она обидела Алекса? К тому же она не была искренней, ей нравилось, что он все время прикасается к ней, будто хочет удостовериться, что она рядом. Энн прислонилась затылком к стене. Раньше в ее жизни все было ясно, характер у нее всегда был ровный, терпимый. Теперь же она часто выходит из себя. И раньше у нее был сын, а теперь только дочь. Она вздохнула. Ее сын, ее Питер, которого она, казалось, забыла, был все еще с ней, и она ощущала его неприязнь.
Соскользнув с дивана, Энн отправилась на поиски Алекса, чтобы попросить у него прощения.
Хотя Алекс никогда не выказывал недовольства, когда Энн случалось прервать его работу, она невольно чувствовала себя при этом виноватой. Поэтому она и придумала прикалывать к своей подушке записку, если ей нужно было неожиданно уйти из дому. В записке она обычно сообщала, куда идет и когда предполагает вернуться, — она давно уже усвоила, что для Алекса это важно.
В первое время она приписывала случайности то, что дважды наткнулась на Янни в магазине Хэрродса. Но в третий раз, увидев, как он заглядывает с улицы в окно магазина Рейна, она поняла, что он следовал за ней, и подумала, что ее обвинения во время инцидента с китайской вазой не были беспочвенны.
Ну что ж, решила Энн, если ему нравятся такие игры, будем играть. И она иногда писала неправду в своих записках, например, что собирается зайти в магазин Хэрродса, а в действительности направлялась совсем в другую сторону. Это была глупая игра, но она ее забавляла.
Алексу она ничего не сказала о своих подозрениях: после их разговора, услышав, как он защищает Янни, Энн боялась, что муж обвинит ее в мании преследования. Очевидно, по мнению Алекса, Янни ничего предосудительного совершить не мог.
Ее подозрения подтвердились совершенно неожиданным образом.
Оставив как-то утром записку о предстоящем посещении портнихи, она уже вышла из комнаты, но вспомнила, что забыла в другой сумке записную книжку, куда заносила даты своих встреч. Вернувшись в спальню, она некоторое время молча постояла на пороге, наблюдая вне себя от ярости, как Янни, наклонившись над подушкой, читает ее записку. Потом, сняв телефонную трубку, он набрал какой-то номер.
— Доброе утро, — сказал он, — говорит личный секретарь мистера Георгопулоса. Он хотел бы знать, назначена ли на сегодня у вас встреча с его женой. Благодарю вас. Нет, ничего передавать не нужно.
Опуская трубку на рычаг, он обернулся и увидел Энн, но сделал вид, что не замечает, как вспыхнуло от гнева ее лицо. Улыбаясь, Янни прошел через комнату и подошел к ней.
— Доброе утро, миссис Георгопулос! — вежливо приветствовал он Энн.
— Какого дьявола вам нужно в моей спальне? — закричала она. — Почему вы читаете мои записки и звоните моей портнихе?
— Мистер Георгопулос…
— Идите со мной, подлый вы негодяй!
Энн без стука влетела в кабинет Алекса.
— Янни шпионит за мной, Алекс! У меня есть доказательства!
— Успокойся, дорогая!
— Успокоиться? Успокоиться? Говорю тебе, он шпионит за мной! Выслеживает меня! Он заходит в нашу спальню и читает мои записки, адресованные тебе. Уволь его!
— Янни, будьте любезны, оставьте нас.
— Я хочу, чтобы он остался здесь! — Энн стукнула кулаком по письменному столу.
— Янни! — Голос Алекса показался Энн невыносимо уравновешенным.
Грек спокойно вышел из комнаты.
— Ты собираешься спустить этому подонку его поведение? — пронзительно закричала Энн.
— Если ты успокоишься, Анна, я все тебе объясню. Это я велел ему прочесть записку и проверить, куда ты собираешься.
Энн упала на стул.
— Ты… что ты сказал?
— Он действовал по моему приказу — может быть, ты уволишь меня вместо него? — спросил Алекс, самоуверенно улыбаясь.
— Он следовал за мной по улице!
— Знаю.
— Тоже по твоему приказу?
— Да.
— Но почему?
— Потому что я люблю тебя!
— Меня никогда в жизни так не оскорбляли! А тебе не приходило в голову, что он может плохо обо мне подумать? Как ты можешь так поступать со мной, Алекс? Ты что, не доверяешь мне?
— Нет, доверяю!
— Ради Бога… скажи мне… что же такого я сделала? За что… подобное отношение? — Потрясение Энн было так велико, что она была не в силах говорить связно.
— Да ничего ты не сделала! — улыбнулся он.
— Какое тогда у тебя оправдание? Вдобавок ты пользуешься услугами этого подонка, хотя знаешь, что я ему не доверяю! — бушевала Энн. Глаза ее сверкали от гнева, на них уже навернулись слезы.
Он протянул к ней руку, но она сердито оттолкнула ее.
— Анна, не надо так расстраиваться! Не плачь! Мне нравится, когда ты сердишься…
Задыхаясь от гнева, Энн увидела, что он смеется.
— Сержусь? Да я вне себя от возмущения! Я не плачу, не надейся, что тебе удастся довести меня до слез. Как ты смеешь так унижать меня?! Разве я дала тебе повод не доверять мне? Боже мой, я никогда и не смотрю на других мужчин!
— Тебя могут похитить, — серьезно сказал Алекс.
— Похитить? Меня? В Лондоне? Не говори глупостей! Нет, просто ревность доводит тебя до таких крайностей. Я не могу так жить!
— А я ничего плохого не вижу в том, чтобы оберегать свое добро. Я знаю женщин.
— Но ты не знаешь меня!
Она подняла руку, словно собираясь ударить его. Схватив ее за руку, Алекс повернул Энн к себе лицом и, заключив в свои объятия, прижался губами к ее рту.
— Анна, радость моя, я сделал это только из любви к тебе!
Она откинулась назад, барабаня кулаками по его груди.
— Любимая, любимая… — Он поднял ее на руки и, несмотря на ее сопротивление, отнес в спальню. — Никогда не жалуйся на мою любовь. Никогда!
— Нет, — твердила она, — нет…
Но он был гораздо сильнее ее, а тело, как всегда, предало Энн. Предало даже сейчас, когда все внутри у нее кипело от гнева.
Она лежала рядом с ним, опустошенная страстью, презирая себя за слабость, за неспособность настоять на своем.
— Извини меня, я был не прав, поручив Янни следить за тобой, — неожиданно заговорил Алекс, приподнявшись на локте и глядя на нее сверху. — Понимаю, для тебя это было унизительно. Но видишь ли, он единственный из моих служащих, кто способен понять мои страхи, мою потребность следить за тобой, охранять тебя.
