Она вцепилась в его руку ногтями в надежде его отвлечь, одновременно пытаясь схватиться за что-нибудь по пути, чтобы замедлить продвижение. Беркстед продолжал тащить ее в сырую аллею позади каретного сарая. Рука, зажимающая ей рот, пахла лошадьми и навозом и носила свидетельства работы с медью и кожей. Не ухоженная рука, привыкшая носить перчатку, рука привилегированного офицера! Однако это был Беркстед во плоти. Не привиделся ей этот черт, исчадие ада! И жуткий страх, что разливался по ее жилам, был вполне реален. Не менее реален, чем тогда, когда она в последний раз видела это лицо, напряженно всматривавшееся сквозь дым в охваченной огнем резиденции, чтобы найти ее, Катриону!
Но он сильно отличался от того человека, каким она его помнила. Она смогла оценить перемены краешком глаза. Лицо серафима уродовал перебитый нос. Элегантно взбитые локоны превратились в грязную, небрежно остриженную шевелюру человека, привыкшего носить парик.
Слуга!
Невероятно. Несмотря на панический страх, лишавший ее способности думать и парализовавший дыхание, Катриона попыталась связать воедино эти факты — Беркстед, с грубыми руками и неопрятной наружностью; слуга в ливрее имения Даунпарк здесь, в Уимбурне!
Неужели он действительно нанялся слугой в дом графа Сандерсона? Наверное, прибыл в Уимбурн несколько дней назад с каретой Сандерсонов, которая привезла гостей из Даунпарка, в качестве лакея, или грума, или верхового сопровождения. Не для того чтобы найти ее, Катриону, но в попытке найти Томаса — достопочтенного Томаса Джеллико, третьего сына графа Сандерсона. Ему не составило особого труда выяснить, где обитает семья Томаса. Их имение Даунпарк было хорошо известно в этой части Гэмпшира.
Возможно, он и не догадывался, что гувернантка мисс Анна Кейтс на самом деле Катриона Роуэн, если вообще слышал о столь незначительной особе, как гувернантка. Но в конюшне он наверняка услышал, что брат хозяина вернулся домой, и мог собственными глазами увидеть весьма примечательную лошадь, которую он привез с собой. Должно быть, он искал Томаса, а нашел заодно и ее. Вот он, новый злосчастный поворот ее судьбы!
Не важно, что он искал Томаса. Теперь у него в руках Катриона.
Она брыкалась и царапалась, но Беркстед тащил ее вниз по аллее, мимо дымящихся куч опилок и навоза, в обнесенный стеной фруктовый сад, где густая мягкая трава заглушала шаги, под темную сень стоящих в цвету деревьев.
Катриона отчаянно сопротивлялась с каждым шагом. Дралась, лягалась и вырывалась из его рук. Царапала ногтями руку, которая сдавила ее горло. Делала все, что могла, только бы замедлить его продвижение прочь, подальше от конюшен, где полно народу.
Беркстед грязно выругался вполголоса, когда ее ботинок угодил ему в голень. Но он был силен, дьявольски силен. Легко швырнул ее на землю и поставил сапог ей на горло. Потом из-под полы сюртука извлек каретный пистолет с двойным стволом, который приставил к ее переносице.
— Может быть, так ты надумаешь вести себя тихо. — Катриона слышала, как затвор пистолета отходит назад со злобным металлическим щелчком. — И держать рот на замке. — Она почувствовала на себе его нечистое дыхание. — Ни слова, мышь. Если не хочешь помереть в следующие пять секунд.
Но ей не хотелось с ним соглашаться, с его ногой, надавившей ей на горло. Поэтому Катриона закрыла глаза, чтобы не видеть прямо перед своим лицом металлический блеск пистолетного ствола. Не видеть, как он стоит над ней, исполненный злобного торжества.
Но не могла же она держать их закрытыми все время. Нужно было смотреть. Нужно было примерить образ надменного красавца, каким она его знала, и этот жалкий призрак былого великолепия. В своей ливрее он выглядел весьма заурядно. Куда подевалась его змеиная улыбка. Не было больше жестокого и смазливого лица, как и алого офицерского мундира, который так его выделял. Ни одной из примет, что помогли бы понять — в их окружение затесался один из самых опасных убийц, что встречались Катрионе на жизненном пути.
Сейчас, когда он был близко, в рассеянном свете английского летнего дня Катриона заметила те опустошительные перемены, что принесло ему время. И их запах она тоже чувствовала. С тех пор как она видела его в Сахаранпуре, его прекрасная наружность заметно потускнела. Лицо падшего ангела казалось потасканным и огрубевшим, щеки ввалились — возможно, от перенесенных физических страданий. Левая рука, явно не действующая, висела плетью. Сильный запах одеколона, въевшийся в ткань его безупречного мундира, теперь сменился зловонием жареного лука и застарелого пота.
Как будто порочность, что всегда жила внутри его, сумела наконец пробиться наружу, и мрак, царящий в его душе, окрасил некогда светлую кожу.
Должно быть, эта мысль ясно читалась в ее лице, потому что Беркстед улыбнулся и укоризненно покачал головой.
— Теперь идем, и веди себя тихо, мышь. Я не чудовище.
Именно чудовищем он и был. Это Катриона знала как нельзя лучше. Просто находиться возле него, слышать его голос было достаточно, чтобы пульс разрывал ее жилы, а желудок болезненно сжался. Инстинкт кричал ей — беги!
В ушах гремели слова того кучера, Верзилы Хэма, сказанные в конюшне: «Ветераны, как же», — сказал он. Ведь он говорил о Беркстеде! Должно быть, трудно, почти невозможно, быть грумом на конюшне, если у тебя действует лишь одна рука. Неудивительно, что Беркстед выглядит столь побитым жизнью. И это хорошо.
Если она хочет остаться в живых, ей следует воспользоваться этим обстоятельством. Он не сможет удержать одновременно ее и пистолет. Ему придется выбирать.
Эта мысль немного успокоила Катриону. «Успокоила» — очень относительно, если к твоему лбу приставили пистолет. Просто она поняла, на чем можно сосредоточиться. Катриона пошарила в траве рукой в тщетной надежде отыскать что-нибудь, что могло послужить ей оружием. Палка, увесистый камень. Что угодно.
Но ничего ей не попалось.
Дуло уже не врезалось ей в лоб, но он тащил ее за волосы. Резкая боль разрывала кожу головы. Потом вдруг боль исчезла, быстро сменившись толчком пистолетного дула в мягкую кожу под подбородком, грозившим сорвать на ней всю тяжесть его гнева.
Он рывком прижал ее к груди, и в ушах зазвучали громовые раскаты его голоса.
— А теперь двигайся. Тихо, как мышка. — Он кивнул в направлении живой изгороди дальше к востоку. — И быстро. Прежде чем я уступлю соблазну свершить месть раньше времени.
Месть. Как будто это она причинила ему зло! Как будто он и вправду полагал, что это она разрушила его надежды и чаяния в Сахаранпуре, а не наоборот! Как будто он не имел никакого отношения к смерти лорда и леди Саммерс!
