просто растает.
И первым побежал налево, обходя варягов со стороны реки, где край был ближе.
Впервые в жизни участвуя в большом кровопролитном сражении, Толмак совершил ошибку. Когда, следуя за ним, несколько десятков юных стрелков пробежали вдоль берега и начали обстреливать речной край варяжского строя сбоку и частично сзади, сотня Тьяльвара бегом кинулась им навстречу.
Оказавшись вдруг лицом к лицу с врагом, почти вплотную, подростки растерялись – несущиеся на них варяги с их красными щитами показались великанами. У них не было времени на то, чтобы наложить еще по стреле; осознав это, они почти разом обратились в бегство. А позади оказалась река; вдруг увидев это, обнаружив, что бежать некуда, одни замирали на месте и получали удар, другие в слепом ужасе падали наземь. Некоторые, побросав луки, кинулись в воду и поплыли; иным удалось уйти, но иные уже в воде получили сулицу в спину.
Тем временем мерянский строй был окончательно смят; меряне бежали, варяги преследовали их и добивали на бегу. Беглецы рассеивались по лугу, стремясь к дальнему лесу; иные бросались в реку и плыли. Среди них был и Гудбранд. До последнего он пытался остановить бегущих мерян, однако те увлекали его за собой и не давали толком замахнуться топором; видя, что вокруг уже трое варягов, от которых не отбиться, он отступал, отступал, пока не увидел воду прямо перед собой. Бросив топор, он кинулся в реку; но едва он вынырнул, чтобы глотнуть воздуха, как между лопаток ему вонзилась стрела. Гудбранд ушел на дно, не оставив даже кровавого следа на воде.
Часть мерян побежала к закрытым воротам Арки-Варежа. У этих, казалось, появилась надежда на спасение. Арки-Вареж был защищен высокими валами с частоколом поверх них; у каждого четвертого бревна была срублена верхушка, чтобы из-за частокола можно было стрелять. У каждой такой щели стоял человек с луком: сюда Тойсар поставил стариков, уже слишком слабых, чтобы выйти в поле, но сохранивших достаточно сил, чтобы натянуть не слишком тяжелый лук и поразить цель на близком расстоянии. Выцелить же снизу человека, прячущегося за верхушками частокола, было трудно, и варяги, обнаружив эту стрельбу, прекратили преследование и отступили.
Но только до тех пор, пока у вала не скопилось несколько десятков беглецов и ворота не открылись. На поле битва уже почти прекратилась – его покрывали лежащие тела, залитые кровью, и это зрелище лишало самообладания непривычных к такому мерян, даже тех, кто еще оставался на ногах. Дух смерти сгустился над землей, сковывая уцелевших ужасом.
Увидев, что ворота открывают, Халльтор – он сегодня был вождем дружины Хольмгарда вместо Свенельда, – живо созвал своих людей и бегом повел к воротам. Возникла давка. Обстреливать бегущих варягов могли только ближайшие к воротам стрелки, но варяги и с боков были прикрыты щитами. Большинство щитов уже напоминали круглых ежей, и из-за тяжести они стали почти непригодны к бою, но просто на ходу держать их еще было можно. Увидев, что варяги бегут к воротам, старик Мантур – он был оставлен в Арки-Вареже за главного, – велел закрыть ворота. Но этому помешали сами беглецы с поля; вцепившись в створки, они тянули на себя, по одному пролезали в щель, отпихивая и мешая друг другу. Трудно было надеяться, что в городе их жизнь будет спасена, но даже несколько лишних мгновений в такой час кажутся великой драгоценностью.
Но этих мгновений оставалось совсем мало. Перед полураскрытыми воротами еще теснилась толпа из пары десятков человек, когда в нее врезался варяжский кулак и стал прорубаться к створкам; люди падали между ними, и теперь закрыть ворота стало невозможно. В треске и воплях одна створка упала, и варяги ворвались в город.
Когда ворота пали, об этом можно было узнать по всему Арки-Варежу. Шум сражения резко приблизился, крики, треск и лязг раздавались уже внутри, между дворами. В этот миг Свенельд, верхом на лошади ждавший на пригорке, откуда хорошо все было видно, резко погнал к городу. От участия в битве родственный долг его вынудил воздержаться, но теперь, когда она заканчивалась, он не мог медлить больше ни мгновения.
Ворота зияли пустым проломом, обе створки валялись на земле: одна внутри, другая снаружи. Конь едва сумел пробраться – так густо здесь лежали тела, зарубленные и затоптанные в страшной кровавой давке. За воротами Свенельд сразу устремился к Тойсарову двору. Внутри города сражения не было, зато царила суета, беготня и многоголосый крик. Здесь оставалось с оружием лишь десятка два стариков, из них те, что не бросили луки, были зарублены, остальные сдались. Женщины и дети метались, одни пытались выбраться из города, другие прятались по углам и щелям. Ворвавшиеся в Арки-Вареж люди Эйрика и самого Свенельда торопливо осматривали дворы и все углы – нет ли где засады. Женщин Эйрик заранее велел не трогать – пригодятся для будущей жизни самим, раз уж его дружина останется здесь.
На Тойсаровом дворе Свенельд спешно соскочил на землю, перекинув ногу через лошадиную шею, и подбежал к дому. Толкнул дверь, вошел, осмотрелся.
– Эй! Есть кто-нибудь?
В доме было совершенно пусто, но все вещи на месте – тут еще никто не побывал. Это внушало надежду. Но где же домочадцы?
Выйдя из дома, Свен направился к кудо. Это место он знал – именно здесь их принимала когда-то Кастан, здесь Илетай впервые увидела Велерада, что и привело вскоре к ее побегу. Свен толкнул дверь – та оказалась заперта изнутри.
– Кто там засел? – крикнул он на языке руси и постучал обухом секиры. – Арнэйд? Ты здесь? Это я, Свенельд.
Почти сразу заскрипел засов и дверь отворилась. Свенельд увидел в проеме незнакомую молодую мерянку и заглянул ей за спину, но в кудо было полутемно и больше ничего он не разглядел.
– Свенельд, – сказала женщина. Голос был знакомым, но звучал как-то глухо и устало. – Что там? Все кончилось?
– О боги! – Свенельд уставился на женщину. – Арнэйд?
В мерянском платье – синяя рубаха чуть ниже колен, обмотки, поршни с подвесками-лапками – Арнэйд стала какой-то другой женщиной, он ее едва узнал. И лицо ее изменилось в обрамлении женского покрывала.
– Они разбиты? Если здесь ты…
– Мы в городе.
– А где… мой муж? – чуть слышно спросила Арнэйд.
Хоть Свенельд и знал, что она замужем, и именно поэтому искал ее здесь, все же с трудом сообразил, что она говорит о Тойсаре. Скорее просто вспомнил, что она должна иметь в виду его, чем на самом деле считал ее женой Тойсара.
– Твой муж…
Свенельд не имел причин жалеть Тойсара и не думал, что Арнэйд будет слишком о нем жалеть. Но не повернулся язык сказать «он погиб» – вдовство для любой не шутка. В первый раз он сейчас увидел ее замужней женщиной; в первый раз они говорили о ее муже, и уже – как о мертвом. Свенельд привык к виду смерти и к мыслям о ней. Но сейчас лишь медленно поднял руку и выразительно провел пальцем у себя под горлом.
О том, чтобы рассказать ей, как погиб Тойсар и какой вид имеет его тело, не могло быть и речи.
Свенельд не знал, чего ждать и как держаться. Она заплачет? Стоит ее обнять? Он вглядывался в эту женщину, пытаясь найти прежнюю Арнэйд, ту, с которой всего полгода назад они дружески болтали в Силверволле. Он осознал влечение к ней, когда уже был женат; в прошлом ничего их не связывало, одни мечты, с самого начала несбыточные. Но если раньше осознание этого для него заслонялось сожалением, то теперь наконец сожаление и осознание поменялись местами. Их ничто не связывало и не будет связывать; но эта женщина имеет право на его защиту, как если бы была его родной сестрой.
– Оставайся здесь, – сказал он. – Я сейчас пришлю людей, они постерегут вас, пока… все не успокоится. Пока Логи побудет с вами. Не бойся. Тебя никто не тронет. Но мне надо идти.
Арнэйд послушно закрыла дверь. Во двор уже вбегали хирдманы с оружием наготове.
– Стоять! – Свенельд поднял руку. – Здесь сражаться не с кем, двор пустой.
– Это дом их конунга? – тяжело дыша после схватки, спросил Сигтюр, хирдман Эйрика.
– Да. Вон он, но там никого.
– И хорошо. – Сигтюр тыльной стороной ладони стер капающий с носа пот. Выглядел он жутковато: у него был в кровь разбит нос, кровь уже засохла на лице и в светлой бороде и перемешалась с потом. – Нужно место, где конунгу отдохнуть. Он, знаешь, после боя
