Рози кивнула и откинулась назад. Когда мы вошли, она была бледной, но теперь ее лицо приняло какой-то синюшный оттенок.
— Тогда я напишу в Экр, хорошо? — спросила я, обращаясь ко всем. — Но пока мы будем ждать ответа, нужно найти для вас более удобное место для жизни. И Рози следует показать доктору.
Джимми и Нат смотрели на меня острыми оценивающими глазами, как бы проверяя, смогу ли я держать свое слово.
— Может быть, я найду для вас что-нибудь подходящее в домах с меблированными комнатами? — спросила я.
Они молча кивнули.
— Тогда я сейчас поеду и посмотрю, что могу для вас сделать, а потом вернусь обратно. Вы будете дома после обеда?
— Нат будет на работе, — ответил Джимми. — Но Рози, Джули и я будем дома. Джули и я работаем по ночам.
— Тогда я вернусь до обеда, — пообещала я. — А сейчас возьмите это. Я принесла вам немного денег на еду. — В кармане моего жакета было полкроны. Но когда я сунула туда руку, он оказался пуст.
Джеймс беспомощно покачал головой.
— Я даже ничего не заметил, — пробормотал он. — Быстро сработано. — Тут он порылся в кармане своего пальто. — Я захватил полкроны на случай, если у мисс Лейси не будет с собой денег. — И он протянул монету Джимми. — Купите хлеба. И молока, особенно для Рози. Но больше никакого джина.
Джимми усмехнулся, глаза Ната не отрывались от монеты.
— Мы вернемся к обеду, — вновь пообещала я и, завернув перчатки в чистую ткань, повернулась к окну-входу.
Запах улицы казался почти приятным после зловония крошечной комнаты. Толпа, сопровождавшая нас, рассеялась, и мы с Джеймсом без всяких приключений добрались до его фаэтона, поджидавшего нас на углу.
— Куда сначала? — спросил меня Джеймс, помогая мне усесться и разбирая вожжи. — Поищем хорошие меблированные комнаты или отправимся в магазин миссис Вилльямс?
— Сначала в меблированные комнаты, — решила я. — Нужно найти что-нибудь неподалеку отсюда, чтобы место было для них привычным.
— Мы проезжали одну маленькую гостиницу по дороге, — вспомнил Джеймс. — Она выглядела довольно прилично, и потом, это ведь всего на несколько ночей.
Он развернул лошадей, и мы медленно направились назад.
— Будьте добры, подержите поводья, пока я не осведомлюсь о комнате, — попросил меня Джеймс, когда мы отыскали гостиницу.
Солнце уже давно взошло и ласково пригревало своими лучами. Я глянула на свои затянутые в перчатки руки, они дрожали. Все мое существо дрожало от гнева. Я была зла на нищету той жалкой комнатки, но понимала, что такие комнатки есть в каждом из этих домов, на каждой из жалких улиц этого очаровательного города. Я дрожала от гнева при мысли, что каждая вышитая шаль, каждая пара вышитых перчаток созданы трудом молоденьких девчонок, день за днем слепнущих от такой работы.
Джеймс вышел, улыбаясь.
— Все улажено, — но тут же замолчал, увидев выражение моего лица. — Что случилось? Вы выглядите как грозовая туча.
— Это из-за детей, — объяснила я. — Из-за экрских детей. Я так зла после посещения их, что просто не могу говорить.
Джеймс понимающе кивнул.
— Если бы вы не узнали Джимми Дарта, он всю жизнь так и бегал бы по улицам с факелом. Или кто-то более сильный отнял бы его у него. И эта несчастная четверка так и прожила бы в этой вонючей норе всю жизнь. — Он немного помолчал. — Какое счастье для них, что у вас есть такой дар.
Тут он кликнул лошадей, и фаэтон тронулся с места.
Магазин миссис Вилльямс находился на Милсон-стрит. Джеймс осадил лошадей возле элегантного белого с золотом фасада и подождал, пока я выйду из экипажа.
— Вы разве не зайдете поговорить с ней? — спросила я.
— Я бы хотел, чтобы это сделали вы. — Я видела тайную улыбку в его глазах, но лицо его оставалось серьезным.
Я запомнила миссис Вилльямс, когда мы с мамой были у нее в магазине. Это была высокая, импозантная женщина с седыми волосами и жестким лицом. Когда мы с мамой решили не покупать перчатки, она высокомерно приподняла одну бровь и небрежным жестом велела помощнице убрать коробку. В магазине всегда сидели одна-две покупательницы с чашечкой чая или кофе, кто-то непременно находился в примерочной. От мастерской магазин отделяла всего лишь легкая муслиновая портьера, и там чувствовалось присутствие нескольких мастериц, прислушивающихся к разговорам у конторки.
Сердце у меня упало.
— Пожалуйста, сделайте это сами, Джеймс, — стала упрашивать я. — Я, конечно, пойду с вами, но разговаривать с нею я не смогу. Если она устроит сцену, я не вынесу это.
— Хорошо, — спокойно ответил он и кивнул груму, велев тому постеречь лошадей.
Звякнул серебряный колокольчик над дверью, мы вошли в магазин, и тут же к нам кинулась одна из помощниц. Ее широчайшая улыбка говорила о том, что Джеймса она узнала.
— Мистер Фортескью! — обрадованно воскликнула она. — Как мило, что вы зашли. И мисс… мисс Лейси! Я сейчас же позову миссис Вилльямс, она, конечно, захочет обслужить вас сама. — И она метнулась за муслиновую портьеру в мастерскую и уже другим, грубым голосом позвала одну из девушек:
— Кларинда! Позовите миссис Вилльямс! Скажите ей, что здесь мистер Фортескью и мисс Лейси.
Она оставила портьеру открытой, и все швеи уставились на меня. В это утро я надела свою старенькую пелеринку, поскольку не хотела выглядеть слишком нарядной во время визита к Джимми. И сейчас я стояла красная до корней волос под насмешливыми взглядами девушек. Мне не нужно было глядеть под ноги, чтобы знать, что подол моего платья мокрый и грязный, а само платье издает специфический запах рыбных рядов.
В углу за столиком сидела незнакомая леди со своей дочерью. Она подняла лорнет и невозмутимо оглядела меня всю, от простенькой шляпки до запачканных ботинок; закончив осмотр, она наклонилась к дочери и что-то прошептала ей, прикрывая рот затянутой в перчатку рукой. Затем они обе рассмеялись.
Миссис Вилльямс вошла через боковую дверь, на ходу одаривая нас улыбкой.
— Мистер Фортескью! Какая приятная неожиданность! Как поживает миссис Фортескью? И ваши сестры? Передавайте им мои наилучшие пожелания.
Джеймс поклонился.
— Мисс Лейси! — пропела она, глядя на меня и давая понять, что прекрасно видит грязные следы, оставленные мною на ее сине-золотом ковре. — Приятно видеть вас снова. Чем могу служить?
Я заколебалась и взглянула на Джеймса. Он в упор смотрел на меня. Для меня до последнего момента было большим облегчением думать, что это его голос будет доноситься до девушек в мастерской и это его слова будет передавать вечером в гостиной та элегантная леди, которая сейчас потешается в своем уголке. Все, что мне придется делать, это — молча стоять позади него и подтвердить кивком свое согласие, когда он передаст миссис Вилльямс перчатки.
