Ему захотелось взвыть от боли за нее. Но он знал, что для нее это был бы самых худший вариант. Так что он поцеловал ее в лоб, глаза, нос.
— Ты возродила Исткорт, основала приют для сирот и дала приют самым подозрительным оборванцам, каких я когда-либо встречал. Разве что-нибудь из этого изменилось?
Не отрывая от него глаз, Кейт покачала головой, ее глаза оставались широко распахнутыми, в них еще оставалось сомнение.
— Такой я и полюбил тебя, — сказал он, — тебя, а не твое происхождение. Я знаю, с обществом возникнут проблемы. Но с тобой мне хорошо и без него.
Ее смех прозвучал резко.
— К черту общество. Я смотрю на это как на способ определить, кто мой настоящий друг, а кто нет.
Он прислонился лбом к ее лбу.
— Я прошел проверку?
Мягкая открытая улыбка стала ответом.
— О да. Отвези меня домой, Гарри.
Поздно вечером, когда остальные обитатели дома уже улеглись, Гарри и Кейт, усталые, лежали, обняв друг друга.
— Погаси свечи, Гарри, — попросила она. — Пришло время для нового эксперимента.
Гарри поцеловал ее в лоб. От нее исходил запах, похожий на франжипан.
— Какого эксперимента?
Кейт провела пальцами по его груди, отчего появилось восхитительное ощущение жара.
— Если я скажу тебе, что ни о чем не могу думать, кроме как о путешествии вместе с тобой, ну, может быть, еще о том, как мы будем растить наших детей здесь, в Исткорте, ты будешь любить меня сейчас в темноте?
Это предложение оказало мгновенное действие на его мужское достоинство. Потеревшись щекой о ее щеку, Гарри поднялся, чтобы погасить свечи в канделябре. Комната погрузилась в темноту.
Гарри ничего не видел, но он чувствовал Кейт. Слышал биение ее сердца и ощущал исходившее от нее тепло. Он знал, что она улыбается; он хотел, чтобы она смеялась. Чтобы вздыхала, и хихикала, и стонала, чтобы ее тело трепетало в предвкушении, а потом содрогалось в оргазме. Гарри взял ее за грудь и обнаружил, что в темноте это еще более восхитительно.
— Мне кажется, нам следует практиковать это, — пробормотал он, наклоняясь и целуя ее. — Есть что-то очень соблазнительное в любовных занятиях в темноте.
Кейт выгнулась навстречу.
— Прекрасная мысль. А какие еще позы советовал Овидий?
Венеция
Двумя годами позже
Кейт знала, что никогда не устанет от Италии. Стоял октябрь, однако ветерок, шевеливший муслиновые занавески, был теплым. Воздух наполнился запахами моря, цветов, пряностей. Из открытого окна доносились всплески воды от проплывающих мимо гондол. Иногда кто-нибудь из гондольеров пел, и приятное пение добавляло красок в мягкое очарование ночи.
Кейт лежала в кровати с балдахином в дорогом номере, оформленном в зеленых и золотистых тонах. Комната освещалась люстрой из муранского стекла, розовые, зеленые и белые подвески красиво спускались с потолка. Одетая в неглиже, которое вызвало бы негодование ее мужа, она читала Байрона и ждала возвращения Гарри после встречи с архитектором дожа.
Кейт никак не могла привыкнуть к красоте этой страны и дружелюбию ее жителей. Венеция оказалась пригрезившейся фантазией. Она дремала на воде, похожая на расплывшийся свадебный торт. Разрушающаяся, причудливая, медленно опускающаяся в море, Венеция была самым романтическим городом из всех виденных ею.
Кейт улыбнулась, вспомнив о соглашении с Дикканом. Исткорт стал их домом. Гарри теперь даже конструировал теплицы для выращивания цветов. Но без их совместных путешествий муж захандрил бы. Ему необходимы были здешние виды и звуки точно так же, как ей — земля Исткорта. Его глаза загорались при виде каждого интересного здания. Голубая мечеть в Константинополе привела его в полный восторг.
Тем не менее, лето им придется провести в Англии. Крошечные дети плохие путешественники. Кроме того, им надо быть на свадьбе Элспет. Бедной девушке пришлось отложить свадьбу, чтобы оплакать свою мать, ставшую жертвой несчастного случая на охоте. Кейт понимала, что ей пристало бы опечалиться. Никто не должен умирать в таком молодом возрасте. Но в действительности она почувствовала облегчение. Ей невыносима была мысль, что после суда ее семья стала бы пользоваться дурной славой. Даже Эдвин, каким бы несносным он ни был, не заслуживал такой участи — иметь жену-предательницу.
Кейт радовалась, что все плохое осталось позади. Единственный кошмар еще преследовал ее — она просыпалась в холодном поту от страха, что все еще находится в заточении. Но, слава Богу, каждый раз она ощущала руки Гарри, а его голос успокаивал ее.
Кейт удивило, насколько ей понравилось путешествовать. Европа, и Левант, и пронизанные солнцем Карибские острова. Однако больше всего ей понравилась Индия. Она не только полюбила страну, у нее там осталось что-то дорогое ее сердцу. Ее милая Грейс и ее любимый кузен Диккан нашли дорогу друг к другу, и Кейт с Гарри навестили их, помогли обустроиться на новом месте — Диккана перевели на дипломатическую службу в Калькутту.
Кейт скучала по ним, но знала, что будет их навещать. Диккан хотел, чтобы его дети знали своих сестер и братьев. Кейт пыталась напомнить ему, что они не являются кровными родственниками, но тщетно. Так что они оставались кузеном и кузиной. Кейт и Гарри были желанными гостями в Калькутте, их ждали в гости с малышами на руках.
Что касается Би, то эта почтенная леди за последние два года стала невероятно смелой. Разве кому-нибудь могло прийти в голову, что она будет совершенно счастлива, покачиваясь на спине верблюда в Каире или кружа по запруженным людьми улицам Калькутты во время праздника огней? Ее известность в качестве эксцентричной особы грозила затмить известность Кейт.
Кто-то робко поскребся в дверь. Кейт удивилась.
— Войдите!
Она не смогла удержаться от улыбки. Вошел Мадж — одетый в обычную для Индии белую одежду и в сопровождении высокого, болезненно худого итальянца с влажными черными глазами и рябым лицом. На лицах обоих было написано бессмысленное обожание, которое Кейт видела на лице Элспет, когда та смотрела на своего жениха.
Мадж уже спрашивал, нельзя ли будет его новому другу Тони присоединиться к ним, когда они будут уезжать. Кейт с готовностью согласилась. Для нее было облегчением увидеть, что Мадж нашел свое счастье. Она хотела, чтобы он нашел кого-нибудь, кто любил бы его.
— Синьора, — с поклоном приветствовал ее юный итальянец, — у вас есть все, что нужно на ночь?
— Кроме моего мужа. Вы не видели его?
— Он здесь, — произнес Гарри, возникший позади них. — Мадж, позаботься о гондоле на девять часов. Мы едем в Сиену.
