– Мой господин болен, – сообщил ему один из слуг Уолси. – Сегодня он никого не принимает.
Было это правдой или нет, Уиллу было неведомо, но Букингем вдруг побледнел. С трудом ему удалось вернуть себе самообладание.
– Жаль, – сказал он. – Но вы не можете отказать мне в гостеприимстве. Я выпью вина милорда, прежде чем откланяюсь.
Пока герцог освежался вином из погребов Уолси, к Уиллу подошел другой слуга кардинала.
– Мой господин желает с вами говорить, сэр Уильям.
Болезнь Уолси уже миновала!
Сквозь узкие щелки глаз на распухшем лице кардинал пристально взирал на Уилла, сидя за письменным столом. «Все-таки он болен», – подумал Уилл. Вместо алой рясы и такой же шапки на Уолси был отороченный мехом вечерний шлафрок. Лысая, не считая нескольких седых прядей, голова была непокрыта. Одна нога, терзаемая подагрой, лежала на табурете.
– Вам больше не нужно преследовать герцога, – сказал Уолси. – Когда он причалит к пристани Хей, чтобы отправиться в поместье Роуз, на борт его баржи войдут вооруженные стражники Тауэра. Они арестуют Букингема и в качестве узника поведут его по Тэймз-стрит в Тауэр. Он будет осужден за измену королю.
Уилл ничего на это не сказал. Он не чувствовал никакой радости по поводу крушения своего давнего врага, только жалость.
Должно быть, его мысли отразились у него на лице. Вместо того чтобы его отпустить, кардинал наклонился вперед, навалившись на стол. Острый запах мази ударил Уиллу в нос.
– Когда вернетесь к своим обязанностям при дворе, вы не скажете королю ничего, что могло бы смягчить его решение в связи с герцогом. Не забывайте, что если один из самых высокородных вельмож в стране может лишиться всего, то уничтожить простого рыцаря тем более не составит труда.
– Вам нет нужды угрожать мне, милорд. У меня нет намерения противодействовать вашим желаниям.
Улыбка Уолси не затронула его глаз.
– Я рад это слышать, ведь приобщить других к расследованию об измене герцога будет минутным делом. Возможно, нам стоит допросить одну из его сестер?
Кардинал покрутил жирными пальцами крышку украшенной разноцветной эмалью шкатулки, как будто намекая на то, что внутри нее находятся доказательства, которые можно оттуда достать.
– Я не намерен противодействовать вам, милорд кардинал, – повторил Уилл.
Ко времени возвращения Уилла в Гринвич слухи об аресте Букингема опередили его. Комптон не удивился, найдя леди Анну и ее мужа в домике в парке.
– Вы предали меня! – накинулась она на него.
– Нет.
– Я доверилась вам! А вы передали мои слова кардиналу!
– Нет, – повторил Комптон, схватив ее за руки, чтобы она не расцарапала ему лицо. – Уолси уже знал больше того немногого, что вы мне рассказали. Он подкупил вашего кузена, Чарльза Найветта, и канцлера Букингема, Роберта Гилберта, и к настоящему времени уже взял под стражу духовника герцога и монаха из Хинтона.
– Черт возьми, Уилл, наверняка у вас была возможность это предотвратить!
Он лишь молча взглянул на нее, а затем перевел взгляд на Джорджа.
– Уведите ее отсюда, – посоветовал Комптон. – Ничем хорошим ее пребывание при дворе не закончится.
– Я не брошу своего брата!
– Господи боже, Букингем предавал и бранил вас почти всю вашу жизнь! Вы ничем ему не обязаны!
– Какое значение теперь имеет то, что было в прошлом? Эдвард никогда не желал мне смерти. И он всегда считал, что его дела приносят пользу семье.
Уиллу хотелось придушить ее и в то же время утешить. Но ни на первое, ни на второе он не имел права. И он никогда бы не сказал Анне, как близка она сама была к катастрофе и как ненадежно ее положение до тех пор, пока будет жив кардинал.
– Поезжайте с мужем в Лестер, леди Анна. Вы ничего не можете сделать, чтобы помочь герцогу.
– Я могу попросить короля освободить моего брата.
– Не будьте глупой! – Терпение Уилла лопнуло. – Меньше всего вам сейчас следует привлекать к себе внимание!
Но она уже ничего не слышала.
– Я поговорю с королем Генрихом. Если я вам небезразлична, вы устроите мне приватную аудиенцию. Или я прошу слишком многого?
– Она решительно настроена, – тихо сказал Джордж. – Вы могли бы облегчить ей задачу.
– Если с вами случится что-нибудь плохое, – сказал Уилл сдавленным голосом, – я никогда себе этого не прощу.
И без того он уже никогда не будет вполне счастлив.
Джордж расценил его слова как согласие. Он увел жену, обняв ее за плечи.
– Дайте нам знать, когда все будет готово, – попросил он, оглянувшись. – Мы будем ждать от вас вестей.
Дворец в Гринвиче, 16 апреля 1521 года
Король был явно обеспокоен.
«Ему около тридцати, – подумала Анна, – но он так и не повзрослел». Нет, с тех пор как он взошел на трон, будучи скорее юношей, чем мужчиной, его тело возмужало, но характер оставался прежним: порывистым, скорым как на гнев, так и на веселье, и всегда чрезмерно чувствительным ко всему, что затрагивало его честь. В действительности Генрих был очень похож на своего дальнего родственника, Эдварда.
Анна не была удостоена приватной аудиенции. Они находились в большом зале дворца в Гринвиче, замечательном своими размерами и выкрашенными в ярко-желтый цвет потолочными балками. Анну и Генриха окружали десятки людей, которые станут свидетелями ее униженной мольбы даровать Эдварду жизнь.
Женщина понимала, что должна тщательно обдумать то, что собирается сказать. И Джордж, и Уилл предостерегли ее о том, что за одно-единственное неуместное слово она сама может быть отправлена в казематы Тауэра. Однако у Анны был план, и она считала его хорошим.
Она облачилась в свои лучшие одежды, богато украшенные вышивкой и драгоценными камнями. На каждый ее палец было надето по кольцу, из которых хотя бы одно будет снято и отдано его величеству в знак подчинения его воле. Позаботилась Анна и о макияже, добавив немного розового румянца на щеки, и щедро спрыснула себя самыми сладкими своими духами. С тех пор как король проявил желание уложить ее в свою постель, прошло много времени. Дочь Бэсс Болейн, Мэри, все еще была его любовницей, но королю Генриху, как и прежде, нравились женщины приятной наружности.
Анна присела в реверансе, делая глубокие вдохи и стараясь унять охватившую ее дрожь.
– Леди Анна, – сказал король Генрих.
– Ваша милость.
Уилл сообщил ей, что такое обращение нравится королю больше традиционного «ваше величество».
– Подойдите ближе.
Генрих сидел в искусно украшенном кресле под балдахином. Рядом с ним стояла скамеечка для ног, и король жестом распорядился, чтобы Анна присела на нее. Из этого неудобного и явно унизительного положения она взирала на него снизу вверх в поисках сочувствия.
