— Как я могу отблагодарить вас за столь своевременную помощь?
Джина улыбнулась:
— Я поняла, что ваша лошадь напугана и в одиночку вы не справитесь.
— С моей стороны было глупо вести себя столь беспечно, но в сельской местности как-то забываешь о правилах езды по дорогам.
Его слова рассмешили Джину, и она сочла своим долгом заметить:
— Каждый сельский житель думает, что дорога создана исключительно для него.
— Это вы верно подметили. А кстати, я живу тут неподалеку и надеюсь, что и вы в наших местах не проездом.
Это напомнило Джине о цели ее поездки и она беспокойно оглянулась на свой экипаж.
— Я направляюсь в «Монастырский очаг».
— Так это же великолепно! — вскричал джентльмен. — Разрешите представиться, Карстерс — сэр Чарльз Карстерс, ближайший сосед графа Инглтона.
Джина кокетливо улыбнулась:
— А я Джина Борн.
— Обещаю вам, мисс Борн, что мы еще непременно увидимся. Позвольте еще раз поблагодарить вас за то, что вы, как ангел-хранитель, пришли ко мне на помощь.
Его слова несколько смутили Джину, и она, робко улыбнувшись в ответ, поспешила в свой экипаж. Сэр Чарльз сел в фаэтон и слегка отъехал в сторону, чтобы дать дорогу экипажу. На прощание он приподнял шляпу, а Джина помахала ему рукой.
В экипаже нянюшка накинулась на нее:
— Надо быть осторожнее, мисс Джина, беречь себя! Эта лошадь могла вас здорово задеть, такая была бешеная.
— Я и более диких лошадей укрощала, — оправдывалась Джина, — к тому же отец на моем месте сделал бы то же самое.
— Отец ваш был мужчиной! — высказала нянюшка неоспоримую истину.
Не было еще и трех часов пополудни, когда экипаж въехал в массивные золоченые ворота поместья. Проехав через парк, где под вековыми дубами бродили олени, экипаж остановился, и Джина впервые увидела «Монастырский очаг».
Она чуть не вскрикнула от внезапно охватившего ее волнения.
Замок был очарователен: окна сверкали как бриллианты, оттеняя старинную каменную кладку, на которой время оставило свой след. Перед замком расстилалось озеро, окруженное пихтами.
Перед ее отъездом из Инглтон-Хауса мистер Уодкинс сообщил Джине, что — как явствует из самого названия — «Монастырский очаг» некогда принадлежал монашескому ордену. Но после массовых гонений на католиков, устроенных королем Генрихом VIII, замок перешел во владение первого графа Инглтона, который получил его вместе с титулом.
Мать Джины всегда интересовалась старинными домами и передала свое увлечение дочери. Джина не сомневалась: в «Монастырском очаге» обязательно должны быть тайные ходы и коридоры. Мать не раз говорила ей, что для построек времен Тюдоров[3] это обычное дело. Б подобных тайниках в свое время прятались и католические священники, спасающиеся от преследований королевы Елизаветы[4], а после и роялисты, укрывавшиеся от войск Кромвеля[5].
Когда экипаж остановился перед главным входом, Джина увидела — как, впрочем, и ожидала — нескольких лакеев в ливреях с гербом графа Инглтона. Был там и дворецкий, седовласый и величавый, как Папа Римский. Он поспешил встретить Джину. Ее и нянюшку отвели наверх, где одна служанка проводила Джину в ее комнату, а другая отвела нянюшку на половину для прислуги.
Комната Джины была обставлена со вкусом, но ясно было, что это не лучшая комната в замке, не из тех, в которых граф селит своих друзей. Однако Джину это нисколько не расстроило, она все думала, как хорошо, что она в этом чудном замке, а не серых гадких «Башнях».
Поднимаясь по резной дубовой лестнице, она заметила и картины на стенах, и старинную мебель в коридорах. Ей хотелось поближе взглянуть на все эти сокровища, и в то же время она жалела, что ее матери уже нет в живых и ей некому рассказать обо всем.
— Как только вы будете готовы, — прервала ее мысли горничная, — мистер Ньюмен проводит вас к миледи. Она ждет вас в Голубом салоне.
Джина решила, что Ньюмен — это, должно быть, дворецкий. Сняв шляпку, умывшись и пригладив волосы, Джина была готова предстать перед хозяйкой. Ее немного беспокоило, как устроилась нянюшка, впрочем, Джина не сомневалась, что та сама сможет о себе позаботиться. Горничная, которую звали Роуз, отвела Джину к ожидающему ее лакею, тот сопроводил ее к дворецкому, который, в свою очередь, распахнул перед ней двери в Голубой салон. Это была весьма милая комната, не очень большая, но модно обставленная. Названием своим комната была обязана — как позже узнала Джина — портрету над камином, изображавшему четвертого графа Инглтона в детстве, одетого в атласный костюмчик голубого цвета.
Но в первый момент Джина ничего этого не заметила, взгляд ее сразу привлекла находившаяся в комнате девушка.
Леди Элис возлежала на софе подле окна, и шелковая шаль укрывала ее ноги. Она не сделала ни малейшей попытки подняться, когда лакей провозгласил:
— Мисс Борн, миледи!
Идя через комнату, Джина даже подумала, что миледи спит. Но даже в таком состоянии леди Элис была неотразима.
Когда Джина подошла к софе, леди Элис посмотрела на нее и еле слышно прошелестела:
— Рада вас видеть… Мне сказали, что… вы приедете сегодня.
Джина пожала ее холодную вялую руку и присела на стул у софы, не дожидаясь, пока леди Элис догадается ей это предложить.
— Я рада быть здесь с вами в этом доме, мне жаль только, что вы не очень хорошо чувствуете себя.
— Я так устала. — Голос леди Элис донесся будто издалека.
— Я тоже чувствую себя слегка уставшей после такого путешествия, — сочла нужным сказать Джина, — но мне очень хочется услышать историю этого замка и осмотреть его.
Леди Элис ничего не ответила. Она молча смотрела на Джину, и девушке казалось, что даже это удается леди Элис с трудом.
Джина решила предпринять еще одну попытку.
— Мне о многом хочется вас расспросить, но сначала я была бы не прочь поговорить о том, что интересует вас.
После паузы, показавшейся Джине бесконечной, леди Элис с усилием произнесла:
— В библиотеке вы найдете… хранителя… он расскажет вам… о замке.
— Я думала, вам будет приятно самой рассказать мне. Вам ведь нравится жить здесь?
Снова последовала пауза, как если бы леди Элис обдумывала ответ. Наконец она проговорила:
— Мне нравилось жить с папой… А теперь я все время… чувствую себя такой… усталой.
«Похоже, разговор зашел в тупик», — подумала Джина и обрадовалась, когда дворецкий подал чай, который, как он объяснил, был необходим после долгой дороги. Дворецкий поставил чайный столик возле софы, на которой лежала леди Элис. Хозяйка дома не сделала ни малейшей попытки разлить чай, и Джине пришлось заняться этим самой.
