– Бренч?
Он неуклюже повернулся и встретил ясный, абсолютно сознательный взгляд Дженны. Макколи, хромая, подошел к кровати и приложил ладонь ко лбу молодой женщины, определяя температуру. Кровь капнула с его истерзанной руки на лоб Дженны. Бренч вытер ее рукавом.
– Жара нет. Как ты себя чувствуешь?
– Как будто кто-то бил меня топорищем.
– Тебе еще нужен отдых, но теперь все будет хорошо.
– Сколько я уже болею?
Дженне хотелось прикоснуться к Бренчу, но не хватало сил, чтобы поднять руку.
– Две недели.
Две самые долгие недели в его жизни. Бренч пошел к умывальнику, чтобы вымыть руки. Это был предлог, чтобы отойти от Дженны. Если бы он еще хоть мгновение побыл рядом, то поцеловал бы ее.
Макколи повернулся к Дженне, осторожно промокая разбитые костяшки пальцев полотенцем.
– Наверное, еще пару недель потребуется, чтобы к тебе вернулись силы. Теперь, когда самое плохое позади, я съезжу в город за коляской, чтобы перевезти тебя в гостиницу.
Когда Бренч направился к двери, Дженна проводила его взглядом.
– То есть… прямо сейчас?
– Почему бы и нет? Я скоро вернусь. Отдыхай.
Он закрыл за собой дверь. Дженна прислушивалась к звуку его удаляющихся шагов. Минуту спустя послышалось приветственное ржание Сатаны. Дженна смотрела на дверь, пока не услышала, что Бренч ускакал, с каждой секундой чувствуя на душе все большую тяжесть и тоску. Он не простил ее. Иначе зачем бы он так торопился покинуть ее теперь, когда ей стало лучше?
Влага заблестела на ресницах, когда Дженна закрыла глаза от боли. Не важно, что Бренч ее больше не любит, сказала она себе. Она ведь все равно не выйдет за него замуж, так что будет лучше, если они больше никогда не увидятся.
Она нашла отца. Им с Джеймсом Ли-Уиттингтоном нужно еще кое-что прояснить. Но как только с этим будет покончено, можно возвращаться домой. Она ведь этого хочет, не так ли?
Ответа не было, и Дженна чувствовала себя слишком усталой, чтобы пытаться найти его. Вместо этого она решила пока ни о чем не думать а, следуя совету Бренча, поспать.
Забирать Дженну из хижины на шахте приехали Мигель и Голубка. Мигель собрал все вещи и вынес ее на улицу. С помощью Голубки он уложил Дженну на мягкую постель, устроенную из нескольких лоскутных одеял и пуховой перины. Потом испанец запрыгнул на козлы и взял поводья. Голубка села в коляску рядом с Дженной, и они стали спускаться по горному склону в Парк-Сити.
– Где Бренч?
Дженна не хотела спрашивать, но ей нужно было это знать.
– Он поехал в Коулвилль.
Голубка отвела взгляд в сторону, когда отвечала. «Уклончивый ответ», – подумала Дженна.
– В День независимости была перестрелка, – сказал через плечо Мигель. – В pension, в пансионе миссис Пауэр.
– Бренч арестовал ирландца, который стрелял, – добавила Голубка. – Его зовут Мэрфи, и он дразнил немца, который…
– Тот самый Мэрфи, владелец шахты? – перебила ее Дженна.
– Нет, другой. В общем, немец получил ранение, и его пришлось отправить в больницу Святого Марка в Солт-Лейк-Сити. Джесон Таттл оказался в той же палате, но его уже выписали. Бренч сдал Мэрфи констеблю Мору перед тем, как отправился тебя искать. Сегодня утром он узнал, что арестованный сбежал, так что ему надо было поехать к Мору.
Дженна ничего не сказала. История звучала правдоподобно, однако она чувствовала, что ей чего-то недоговаривают. Бренч, скорее всего, не вернется, пока она не уедет. Дженна поклялась, что сделает это как можно скорее. Но ей было больно. Она и не представляла, что может быть так больно.
Почти всю следующую неделю Дженна провела во сне. Она ела все, что приносили Маура и Голубка, послушная, как новорожденный ягненок. Однако тело медленно набирало силу. Дженне не нужно было объяснять, что ее мрачное настроение тормозит выздоровление. Но с этим ничего нельзя было поделать.
Солнце светило в окно, рисуя неправильный светло-желтый прямоугольник на голом деревянном полу за лилово-голубым тряпичным ковриком, что лежал рядом с кроватью Дженны. Внизу, на улице, кричали и смеялись дети, слышно было, как мимо проезжают коляски и лошади. Дженна гадала, может ли среди этих лошадей оказаться Сатана, когда в дверь постучали. Молодая женщина пригласила стучавшего войти, ругая себя, что молится, чтобы им оказался Бренч.
– Юджиния? – Мужчина со снежно-белыми волосами и бледным лицом просунул голову в приоткрытую дверь. – Можно войти?
Дженна уставилась на незнакомца, не понимая, что могло ему от нее понадобиться. Тот вошел в комнату, опираясь на костыли, и прислонился к двери. Одна нога незнакомца была в гипсе.
– Рембрандт! – воскликнула Дженна и села прямо. – Ты совсем по-другому выглядишь без бороды, моложе… и очень привлекательно. Неудивительно, что мама влюбилась в тебя. Как твоя нога?
Рембрандт небрежно махнул рукой и заковылял к кровати.
– Несерьезный перелом. Срастется за пару недель. Тебе лучше?
– Я в порядке, просто еще слаба. Пожалуйста, садись.
Дженна смотрела, как Рембрандт подтащил к кровати стул и опустился на сиденье. Он похудел, заметила молодая женщина. Она не кривила душей, когда говорила, что он выглядит моложе – моложе на все двадцать лет. Дженна бросила взгляд на фотографию, что стояла на ночном столике. Теперь сходство было очевидным. Как он, наверное, был потрясен, когда впервые увидел ее и она показала ему его собственную фотографию в день свадьбы.
– Как агент Таттл? – спросила она. – Голубка сказала, что его выписали из больницы. Он здесь, в Парк-Сити?
– Он вернулся в Денвер несколько дней назад. Хендрикс теперь в тюрьме, а с Мигеля сняли все обвинения.
Дженна знала о Хендриксе и Мигеле, но почему-то удивилась отъезду Таттла.
Рембрандт полез в куртку и достал из внутреннего кармана конверт.
– Таттл заходил, чтобы оставить это для тебя.
Дженна взяла простой белый конверт и повертела его в руках. На лицевой стороне значилось ее имя. Конверт был запечатан.
– Давай, прочти. Узнай, что там, милая.
Молодая женщина нехотя вскрыла конверт, уверенная, что послание содержит какой-нибудь упрек. Когда она развернула письмо, на колени упал банкирский чек.[96] Дженна судорожно сглотнула, увидев сумму.
– Тысяча долларов! Не понимаю.
– Это награда за поимку преступника.
– Но Мигеля оправдали. И за него в любом случае было назначено только пятьсот.
– Пятьсот долларов за поимку грабителя поездов – кем бы он ни был. А остальное – от Пинкертона за поимку убийцы денверского агента. Леонарда Снайпа и Слоана Макколи застрелил Вирджил Годби, но он нажимал на курок по приказу Хендрикса. Слид предстанет перед судом и за это. Таттл сказал, что ты заслужила обе награды, и я согласен с ним, – Рембрандт указал на бумагу, которую Дженна все еще держала в руках. – Там, наверное, записка?
