К ним тут же подлетели люди Бернара, подняли и унесли великана. Один из всадников, чей шлем украшала фигурка серебряного дельфина с нефритовыми глазами, протянул руки, чтобы принять у Арно бесчувственную Катрин. Монсальви хотел было спрыгнуть с костра, но граф удержал его.
– Подожди! Мне надо еще кое-что сделать. А этот костер прямо создан для того, чтобы командовать боем.
И, набрав в легкие воздуха, он крикнул громовым голосом:
– Вперед, арманьяки! Виланов и мастеровых не трогать, а всю эту пьяную сволочь перережьте! Главаря взять живым!
Солдаты и рыцари, словно только ожидая приказа, бросились на наемников. В ход были пущены пики, алебарды, мечи, кинжалы и боевые топоры. Это была не битва, а бойня. Кровь лилась ручьями, и поле превратилось в месиво из багровой жижи. Всюду слышались стоны, проклятия, хрипы умирающих. Крестьяне, серой стеной стоявшие у ворот, по мере сил помогали воинам Арманьяка. Страх уступил место ярости, и пощады не было никому. А Бернар-младший с каменным лицом взирал на побоище, возвышаясь над полем, как ангел мести.
Так он стоял, широко расставив ноги и подбоченившись, пока не испустил дух последний из наемников. Когда же закованного в цепи Валета потащили в монастырь, граф с кроваво-красным львом на гербе сошел наконец с костра, положив руку на плечо Арно.
Катрин очнулась, ощущая блаженное тепло. Открыв глаза, она поняла, что лежит на циновке перед огромным камином из мрамора, где ярким пламенем полыхало целое дерево. Стоя перед ней на коленях, Арно растирал ей руки и глядел на нее с тревогой. Увидев, что она пришла в себя, он улыбнулся.
– Тебе лучше? Как ты меня напугала! Мы никак не могли привести тебя в чувство.
– Какая женщина не лишилась бы чувств, если привязать ее к столбу и обложить вязанками хвороста? Я никогда не простил бы себе, если бы опоздал хоть на секунду, мадам…
За спиной Арно возник красно-серебряный граф, освещенный бликами пламени. Он был по-прежнему в своем роскошном плаще и сером панцире, но шлем снял, и Катрин впервые смогла его разглядеть. У него было тонкое подвижное лицо, с неправильными чертами, но приятное, глаза цвета морской волны, короткие черные волосы, не закрывавшие оттопыренных ушей, которые делали его похожим на веселого фавна. Он смотрел на Катрин с явным восхищением, и молодая женщина порывисто протянула ему руку.
– Сир граф, – сказала она, – вы спасли мне жизнь, но я обязана вам гораздо большим. Вы сохранили для меня моего возлюбленного супруга. Я не забуду этого никогда и благодарю вас от всего сердца. А еще, – добавила она с улыбкой, – мне хотелось бы наконец узнать, кто наш спаситель.
Монсальви поспешил представить жене Бернара д'Арманьяка, графа де Пардьяка, по прозвищу Бернар-младший. С Арно они были одногодками и дружили с детства. Сев на своей циновке и прислонившись к одной из колонн камина, Катрин с любопытством всматривалась в молодого человека, чье лицо ей было совершенно незнакомо, но зато имя даже слишком хорошо известно, ибо им была озарена ее юность. С тех пор как двадцать пять лет назад герцог Жан Бесстрашный убил герцога Орлеанского, разгорелась смертельная вражда между бургундцами и арманьяками, которые, дабы утолить свою ненависть, превратили всю Францию в громадное поле боя. Катрин видела перед собой одного из вождей знаменитого клана Арманьяков, и молодая женщина не могла не признать, что Бернар-младший был достойным представителем своего надменного рода.
Будучи вторым сыном того самого коннетабля д'Арманьяка, который, захватив Париж, покончил с мятежниками Кабоша Живодера, а затем пал от рук бургундцев в 1418 году, он принадлежал к одному из знатнейших семейств Франции. Мать Бернара-младшего Бонна Беррийская была дочерью короля Карла V, и в жилах братьев Арманьяков текла королевская кровь. Это чувствовалось во всем облике Бернара: в породистом лице, высокомерном взгляде, элегантных и небрежных манерах аристократа. А от другого своего предка, основателя герцогства Гасконского Санчеса Митары, он получил смуглую кожу, глаза цвета морской волны, очень подвижные черты лица и безжалостно-саркастическую улыбку, лучше всего выражавшую его характер. Великие воины, страстные охотники, арманьяки славились жестокостью и одновременно поэтическими талантами. Они презирали смерть и мстили с неумолимой свирепостью. Катрин вспомнила, что о графе Жане IV ходили слухи, будто он привязал к штандарту бант из полоски кожи, которую бургундцы вырезали со спины его отца. Однако те же самые кровожадные арманьяки устраивали турниры любви и прославляли возлюбленных в нежных страстных стихах…
Именно к этому семейному дару решил обратиться Бернар-младший, дабы должным образом приветствовать Катрин. Протянув молодой женщине руку в железной перчатке, он помог ей подняться, а затем, усадив в высокое кресло с резной спинкой, произнес тоном галантного кавалера:
– Прекрасная графиня, сегодня же вечером я исполню на лютне сервенту в вашу честь, но сейчас прошу разрешения вас покинуть. Не обессудьте, но одновременно мне придется лишить вас общества супруга.
– Что вы собираетесь делать?
Бернар д'Арманьяк, прикоснувшись губами к пальцам Катрин, выпрямился.
– Вершить справедливость! Через несколько минут Валет взойдет на виселицу. Это заслуженное наказание бандиту, который чванится тем, что служит королю, хотя на самом деле это верный холуй Ла Тремуйля… Я ненавижу Ла Тремуйля! А вы пока можете отдохнуть. Здесь, в аббатстве, вы в полной безопасности и скоро увидите всех своих родных.
Он направился к двери, надевая на ходу шлем. Арно наклонился, чтобы поцеловать жену, но она сама обняла его.
– Где Готье? И остальные?
– Нормандца отдали на попечение монаха, сведущего в медицине. Рана его не опасна. Я уже послал за матерью, ребенком… и всеми прочими. Почтенный аббат предложил нам свое гостеприимство. Не тревожься ни о чем и постарайся успокоиться. Сегодня ты пережила слишком много волнений.
Он хотел уйти, но она удержала его, вспомнив о Морган, которую оставила в лесу за деревней.
– Надо сходить за ней, она, наверное, заждалась. Впрочем, она могла сорваться с привязи и убежать.
– Я сам приведу ее, – пообещал Арно, – как только… – Он не договорил, ибо раздавшийся совсем близко погребальный звон колоколов лучше всяких слов завершил начатую фразу. Катрин выпрямилась. Точно так же звонили колокола, когда она отправилась в деревню. Но сколько событий случилось за это время, как все разительно изменилось! Ей казалось, что прошла целая вечность с той минуты, как она вывела оседланную Морган из конюшни Сатурнена. Закрыв глаза и прислонившись к спинке кресла, она слушала похоронный звон, и на душу ее снисходил покой. Колокола возглашали отходную для кровожадного бандита, который сровнял с землей замок Монсальви и едва не сжег ее вместе с Арно. Однако на огонь она не таила зла и протянула озябшие руки к пламени, чуть не погубившему ее всего несколько мгновений назад…
