Кэролайн вздохнула, и глаза ее наполнились слезами. Несмотря на усталость, она не могла не думать о своих близких, и мысли эти доводили ее до отчаяния.
— Мы остановимся здесь, — бросил Тал-тсуска, схватив Кэролайн за руку. Остальные индейцы подошли к своему вожаку и побросали на землю свою поклажу. Кэролайн опустилась на колени, издав едва слышный стон, с трудом приняла сидячее положение и уронила голову на колени.
— Надо было сказать, что устала! — Кэролайн не подняла головы и, зная, что ее похититель находится рядом, едва слышно пробормотала:
— Разве это что-нибудь изменило бы?
Тал-тсуска положил руку ей на плечо, и она отпрянула, но грубые пальцы дикаря схватили ее за подбородок, и Кэролайн пришлось, помимо воли, взглянуть в его узкие глаза, горевшие злобой.
— Не упрямься. Тебе же будет хуже. — Кэролайн промолчала.
— Ты слышала, что я сказал, бледнолицая женщина?
— Я слышу, как дрожит земля под сапогами английских солдат, которые посланы ловить тебя! — Зная, что за столь дерзкие слова ее неминуемо ждет расплата, Кэролайн втянула голову в плечи, но удар по лицу оказался так силен, что она упала, больно стукнувшись плечом о жесткую землю, и зажмурилась. Во рту она почувствовала солоноватый вкус собственной крови.
— Я сломаю твое упорство, англичанка. И тогда ты станешь моей.
Отдых их длился совсем недолго. С трудом приподнявшись, Кэролайн привалилась спиной к стволу дерева, надеясь, что ей удастся хоть немного подремать, дав усталому сознанию отдых от ужасной действительности. Но ей было отказано и в этом. Лишь только сон смежил ее отяжелевшие веки, она была рывком поднята с земли. И неумолимые стражники повели ее дальше.
С наступлением темноты заметно похолодало. Днем морозный, бодрящий воздух придавал Кэролайн сил, теперь же ее руки и ступни ног закоченели, и она дрожала от холода. Разбив лагерь для ночлега, Тал-тсуска соорудил небольшой костер, и лишь только над грудой хвороста появились первые тонкие и бледные языки пламени, Кэролайн протянула к ним озябшие, связанные в запястьях руки. По телу ее пробежало живительное тепло, и лишь сердце, скованное печалью и ужасом, не могло отогреться.
— Садись, — приказал Тал-тсуска, расстилая у костра шерстяное одеяло. Кэролайн в ответ помотала головой, и индеец с силой толкнул ее, вынуждая повиноваться.
— Даже не мечтай, бледнолицая, что сможешь вести себя как пожелаешь. Я не пожалею сил и времени на то, чтобы укротить тебя. У тебя хватит ума, чтобы понять, как опасно идти против моей воли.
Кэролайн хотелось закричать, глядя в это размалеванное, покрытое следами оспы лицо, что никогда, никогда она не перестанет сопротивляться ему. Но она так устала! Медленно подняв голову, она проговорила с недоумением и досадой:
— Я не понимаю, Тал-тсуска, зачем тебе возиться со мной? Не проще ли было убить меня на месте?
— Проще для кого? — спросил он, усаживаясь на одеяло возле нее. — Для тебя? Возможно. Но не для меня. У меня другие планы, бледнолицая.
Кэролайн попыталась отодвинуться немного в сторону, но дикарь разгадал ее маневр и со злорадным смехом потянул за конец веревки, связывавшей ее руки.
— Ты не отстранялась от Ва-йи, когда он тебя трогал, а, бледнолицая? В чем же ты видишь такую большую разницу между нами? Это из-за его английской крови ты к нему благосклонна, да?!
— Нет! — горячо воскликнула Кэролайн, с ненавистью глядя в его глаза. — Это из-за английской крови, которой обагрены твои руки, убийца!
Он выпустил из рук веревку и вскочил на ноги. Кэролайн с ужасом ожидала того, что за этим последует. Но Тал-тсуска повернулся к ней спиной и зашагал в глубь леса. Он бесшумно ступал обутыми в мокасины ногами, и через мгновение ей показалось, что его мощная фигура растворилась в лесной мгле. Ах, если бы это могло случиться на самом деле! Рядом с ней на одеяло молча присел другой чероки, имени которого Кэролайн не знала. Он намотал на руку конец веревки и молча уставился в огонь. Кэролайн сидела неподвижно и сама не заметила, как заснула.
Проснувшись, она обнаружила, что кто-то укрыл ее теплым одеялом и что в воздухе пляшут легкие, мелкие снежинки. Над лесом занимался рассвет. Индейцы предложили Кэролайн несколько кусков сушеной оленины, и она с жадностью съела их, стараясь жевать как можно медленнее, чтобы насытиться и хотя бы некоторое время не чувствовать голода. Она дала себе слово не поддаваться отчаянию и панике и постараться выжить любой ценой. Ведь от нее теперь зависела не только собственная жизнь, но и жизнь ребенка. Ребенка, чьим отцом был Волк. Только она одна может спасти и защитить себя и свое дитя. Поэтому она без остатка съедала все, что снисходительно предлагал ей Тал-тсуска, преодолевая приступы мучительнейшей тошноты, которые снова стали мучить ее из-за грубой пищи, к которой она не успела привыкнуть. По этой же причине она не сбросила с себя одеяло, которым он ее укрыл. Ей надо поддерживать и экономить свои силы, беречь здоровье. Ведь она убежит! Она непременно найдет способ вырваться из запятнанных кровью рук этих презренных дикарей. Побег ее — лишь вопрос времени, но надо постоянно быть к нему готовой. А пока, чтобы хоть немного усыпить их бдительность, следует делать вид, что она смирилась со своей участью.
Они продвигались к северо-западу, и чем дальше, тем более неровным и холмистым становился окружающий ландшафт. Сопровождали Кэролайн семеро индейцев, но ни один из них, за исключением Тал-тсуски, не заговаривал с ней. Как видно, она считалась его военным трофеем, его собственностью. Он держал в руках конец веревки, стягивавшей ее запястье, и дергал за него, если ему казалось, что Кэролайн идет слишком медленно. Он давал ей еду. Он располагался на ночь подле нее. Последнее было самым неприятным из всего, хотя до сих пор он ни разу не пытался овладеть ею.
Зато он говорил почти не умолкая. О сокрушительном поражении, которое чероки вскоре нанесут англичанам. О паническом бегстве всех бледнолицых с индейских земель. О своей ненависти к Ва-йе — сыну презренного Инаду.
— Если вы до такой степени презираете нас, то зачем вы взяли меня в плен, а не убили? — спросила Кэролайн, следуя за ним по тропе, окаймлявшей высокий холм.
— Ты все еще считаешь, что я должен был убить тебя? — спросил Тал-тсуска и, не дождавшись ответа, проговорил, возбужденно стуча себя в грудь: — Ты останешься как живое напоминание обо всем, что нам удалось преодолеть. Я буду смотреть на тебя и говорить себе, что ты была женой змеи, ты принадлежала его сыну и что теперь, когда их могилы поросли густой травой, я распоряжаюсь тобой, как хочу.
Через два дня они вошли в маленькую деревню. Тал-тсуска отказался сообщить ее название, но, судя по направлению, в котором они шли, и по некоторым словам Волка, которые так кстати вспомнились ей, Кэролайн поняла, что они находятся в одном из центральных селений.
