Вернулась из царства смерти и Виктория. Вернулась благодаря стараниям Эрнесто Сантьяго. Открыв глаза, она увидела склонившееся к ней доброе встревоженное лицо Эрнесто. А куда исчезло искаженное ненавистью лицо Гонсало, который душил ее? Или оно привиделось ей в дурном сне, в ночном кошмаре? Сколько же всяких кошмаров пригрезилось ей в жизни! И сколько еще впереди? Виктория опять устало прикрыла глаза. Годами она жила надеждой на отмщение. Но месть оказалась не утоляющим напитком. Она не принесла ей ни покоя, ни радости. Мстя, Виктория чувствовала себя еще более поруганной и оскверненной. Интересно, что потребует Эрнесто за то, что вернул ее в этот ад? И вообще неплохо было бы подбодрить свои силы чем-нибудь крепким.
Эрнесто с радостью наблюдал, как краски возвращаются на бледное лицо Виктории. Он смотрел в ее темные, бездонные глаза, и ему так хотелось унять то страдание, которое читалось в них.
— Я думаю, что тебе пора принять лекарство, — шутливо предложил он, показывая ей на бутылку с джином и ища взглядом рюмки.
Виктория благодарно кивнула. Да, Сантьяго— настоящий друг, ей не в чем упрекнуть его. Сейчас она выпьет, и сосущая тревога смягчится, рассеется, все погрузится в мягкий обволакивающий туман. Ей, собственно, никогда не хотелось выходить из этого тумана. Только в нем она чувствовала себя хорошо…
Эрнесто закурил сигару, и Виктория, вздрогнув вновь, вспомнила Гонсало. Она боялась его. И будто услышав, разгадав ее мысли, Сантьяго предложил:
— Мне кажется, нам с тобой лучше немедленно покинуть этот город. И Гонсало, и губернатор— наши заклятые враги. Мы должны бежать отсюда!
— Куда? — апатично спросила Виктория.
— Конечно же к Камиле и Мариано!
— Неужели? — брови Виктории надменно поднялись.
— Да! — принялся горячо настаивать Эрнесто. — Пусть тебе кажется, что Мариано недостоин твоей Камилы, — хотя лично я так не считаю и считать не могу, но Камила — твоя дочь, и ты не можешь от нее отказаться. Сейчас самое благо¬приятное время для вашего примирения. И ты, и она нуждаетесь друг в друге.
Виктория смотрела на Эрнесто сумрачно и насмешливо. Ему до сих пор кажется, что кто-то нуждается друг в друге?! Джин уже подействовал, тревога отпустила ее, можно было опять плыть и плыть по течению.
— Хорошо, — сдался Эрнесто. — Если ты еще не готова к встрече с Камилой, едем в небольшое местечко неподалеку, где живут мои хорошие знакомые, там ты будешь в безопасности.
Виктория смотрела на него все тем же тяжелым насмешливым взглядом.
Уверяю, там тебе будет спокойно. Или ты сомневаешься в моей порядочности?
И тут Виктория начала хохотать. Этот доживший чуть ли не до седых волос человек сумел сохранить все свои иллюзии, весь свой идеализм! Он не мог не ставить ее в тупик. Неужели Эрнесто всерьез преисполнен тех чувств, о которых говорит так трогательно? С Гонсало ей было проще. Гонсало был откровенным негодяем, и она чувствовала себя вправе и на жестокость, и на ненависть, и на обман — на все! Но с Эрнесто… Виктория понимала, что он ждет, когда она доверится ему, когда откроет ему сердце. Но она потратила столько сил, чтобы не просто закрыть свое сердце, но замуровать его, превратить в камень, и что? — теперь из-за каких-то слов, из-за дурацких, ненадежных романтических чувств снять броню, расслабиться, рассиропиться и… Получить новый удар? Может быть, смертельный? Нет, ни за что!
— Хорошо, я согласна, едем! Признаюсь, что только сомнение в твоей порядочности удерживало меня от нашей совместной поездки. Но ты меня убедил! — сказала она с горьким сарказмом, понятным только ей, но уж никак не Эрнесто.
Он же недоуменно взглянул на Викторию и почтительно подал ей руку, на которую она оперлась с бесстрастным и холодным лицом великосветской дамы.
Как раскаивалась Камила в своем легкомыслии! Зачем? Зачем она поспешила с публикацией? Для чего решилась на дурацкий маскарад, надев мужское платье? Что будет, если кто-то из ее семьи увидит имя воскресшего князя де ла Круса?
Мариано всячески успокаивал жену.
— Подумай сама, — твердил он, — ну кто станет читать провинциальные газеты? Кому они нужны?
Но Камила чувствовала только мучительные угрызения совести. Ее честная совестливая натура не могла поддаться никаким доводам рассудка. Как ничтожен кажется рассудок по сравнению с укоряющим голосом совести! Наконец она нашла выход. Со свойственной ей решительностью вновь отправилась в редакцию, призналась в своей мистификации и попросила в следующем номере опубликовать опровержение.
— Ни за что! — отказался выслушавший ее с немалым удивлением редактор. — Стихи привлекли к себе большой интерес. Вы на пороге славы, я на пороге богатства. Нисколько не сомневаюсь, что тираж моей газеты вскоре увеличится. Только за сегодняшний день у меня были трое посетителей, интересовавшихся князем. Сначала пришел мужчина, потом две очень красивые дамы, и всем им я дал оставленный вами адрес.
Камила едва не застонала от ужаса и стыда. Адрес был ею взят наобум. Мало того что она доставила беспокойство незнакомым людям, так еще причинила боль своим близким. Вне всякого сомнения, одной из дам была Милагрос, которая искала своего Катриэля. Теперь у Камилы не оставалось иного выхода, как только ехать в «Эсперансу», чтобы повиниться перед несчастной Милагрос. И, недолго думая, она так и сделала. Если бы она знала, как была похожа на свою мать в юности, такую же пылкую, безоглядную, прямодушную!
Время шло, Камила не возвращалась, и Мариано стал беспокоиться. Прошел еще час, и он уже не находил себе места. Как повелось у них с некоторых пор, после обеда к ним зашел Энрике. Увидев Мариано в несвойственном ему беспокойстве и обнаружив отсутствие Камилы, стал расспрашивать, что же произошло. Поначалу Мариано не хотел ничего говорить, считая, что не вправе открывать секреты Камилы. Но какие секреты могут быть у дочери от отца? И он все рассказал Энрике. А для того не составило труда понять, куда отправилась Камила. Глядя на нее, он все время видел перед собой порывистую Викторию, и при мысли о теперешней Виктории боль опять и опять сжимала ему сердце.
— Ты найдешь свою жену в «Эсперансе», — сказал он Мариано. — И я отправлюсь туда вместе с тобой.
Росаура никогда не оспаривала решений мужа. С улыбкой простилась она со своим Энрике. Но с тех пор как в их жизни вновь появилась первая любовь Энрике Муньиса, на сердце у верной Росауры было всегда тяжело. Она хорошо знала благородство своего мужа, успела оценить и все достоинства много страдавшей и твердо державшейся в многочисленных несчастьях Марии, и теперь все отчетливее понимала, что решение их общей судьбы должна взять на себя. Понимала, но пока не могла…
