— А ты уверена, что он хороший врач?
— Лучший из лучших, поверь!
— Я все выясню. За тобой должен быть самый лучший уход — за вами обоими, — твердил Алекс, осторожно поглаживая ее по животу. Он, казалось, сам не верил тому, что говорит.
— Его клиника находится на Гарли-стрит, а там принимают только лучшие специалисты.
От облегчения у Энн даже закружилась голова.
— У тебя такой плоский живот… А когда я смогу нащупать его?
— Еще очень не скоро, дорогой, я ведь только забеременела.
— Ничего плохого не должно случиться!
— Я уверена, что на этот раз ничего и не случится.
— А тебе уже случалось терять ребенка? — тревожно спросил он.
— Нет, ни разу. Я просто хотела сказать… — Она запнулась, сожалея, что нечаянно упомянула о его умершем ребенке. — Я прекрасно себя чувствую, — поспешила она добавить.
— Ты должна бросить курить и пить, тебе нельзя много путешествовать, нужно отдыхать, заботиться о себе…
— Дорогой, дети рождаются каждый день, каждую минуту!
— Да, но ведь это не мои дети, — заявил Алекс.
Сказав, чтобы она отдыхала, он тут же передумал и попросил ее одеться понаряднее, потому что необходимо всех поставить в известность. Алекс был вне себя от возбуждения. Все гостившие у них друзья — в их числе по счастливой случайности оказались Лидия и Джордж — были приглашены в гостиную. Позвали и обслуживающий персонал: повара, садовника, конюхов. Весь уик-энд в доме царило восторженное настроение, шампанское лилось рекой.
* * *
Энн успешно прошла медицинское обследование, что не помешало Алексу кудахтать над ней, как озабоченная наседка.
Майкл смеясь говорил, что ни один будущий отец не подвергал его такому подробному допросу: он чувствовал себя почти как на экзамене.
— Это и был экзамен, — усмехнулась Энн.
Алекс побывал в лучших книжных магазинах Лондона и приобрел все существующие книги о беременности и родах. Изучая их, он был напуган до полусмерти приведенными там описаниями и фотографиями возможных патологий, что вызвало бесчисленные телефонные звонки в любое время дня и ночи к бедному Майклу Рейну. Энн со временем унесла все эти издания из кабинета Алекса, бросила их в печь и запретила ему покупать новые.
После этого Алекс наводнил детскую огромным количеством игрушек для всех возрастов.
Энн и раньше знала, что он ее любит, тем не менее она оказалась неподготовленной к тому потоку нежности, который Алекс изливал на нее. В частности, ей пришлось попросить его не дарить ей больше драгоценностей — ей всей жизни не хватит, говорила она смеясь, чтобы надеть каждую хоть по разу. Если ей случалось вздохнуть, он сразу оказывался рядом, а на его лице читалось беспокойство. Он запретил ей поднимать что бы то ни было, даже чайник, не разрешал летать самолетом — это слишком опасно, заявил он, — и соответственно сократил собственные поездки. Говорить Алексу, чтобы он перестал тревожиться, было так же бесполезно, как приказать морю не волноваться.
Алекс решил, что задымленный воздух Лондона вреден для Энн и ребенка, поэтому они на время заперли лондонский дом и переехали в «Кортниз». Он теперь никому не доверял возить Энн и ее драгоценную ношу, поэтому шофер скучал в своем коттедже, а у Робина оказалось гораздо больше свободного времени, чем он смел надеяться.
Хотя Алекс стал меньше разъезжать, некоторые поездки он не мог отменить. Энн использовала все уловки, которым научилась за время своей жизни с Алексом, но ей не удавалось уговорить его брать ее с собой.
— Ты сможешь снова начать ездить на более поздней стадии беременности, — настойчиво говорил он. — Сейчас это могло бы привести к выкидышу!
— Но разве ты не понимаешь, милый, что, если я останусь здесь одна и буду беспокоиться, не зная, что ты затеваешь, когда я не присматриваю за тобой, это может оказаться для меня гораздо более опасным, — лукаво возражала Энн.
— А что, собственно говоря, я могу затеять? — смеялся Алекс.
— Ты чертовски хорошо знаешь, что я имею в виду! Вспомни обо всех изголодавшихся по сексу дамочках, окружающих тебя в поездках и только и ждущих удобного момента, чтобы начать действовать, — раздраженно отпарировала Энн.
— Тебе нечего опасаться, Анна! Сейчас все изменилось!
— Что изменилось? Ты-то не изменился — уж мне ли не знать! — грустно усмехнулась Энн.
В начале ее беременности Алекс перешел в другую спальню, объявив, что не прикоснется к ней, пока не родится ребенок, и только после вмешательства Майкла, уверившего его, что жизнь без сексуальных отношений может оказаться для Энн более вредной, вернулся в ее постель.
— Ты будешь матерью моего сына — вот что изменилось! Я не сделаю ничего, что могло бы повредить тебе или ему. Обещаю, что не буду тебе изменять!
— Как же! — недоверчиво фыркнула Энн. Воспоминания о кокетливых женщинах, заигрывавших с Алексом, были еще слишком свежи.
— Я обещал, Анна, а я не нарушаю обещаний.
Энн взглянула на него, и ее досада рассеялась, когда она увидела выражение его лица: мягкое, но в то же время серьезное. Она поняла, что ей в самом деле нечего опасаться. Энн была уже достаточно хорошо знакома с характером греков и знала, что, став матерью ребенка Алекса, займет совсем иное положение в его жизни. Ей хотелось бы думать, что он будет верен ей ради нее самой, но его обещание принесло ей такое облегчение, что она была рада приветствовать и этот, единственно возможный для него вариант.
— Я верю тебе, Алекс, но мне хотелось бы знать, чем ты будешь заниматься взамен.
— Буду напиваться, тосковать и спешить вернуться к тебе. Что еще можно придумать?
* * *
Живя в деревне, Энн чувствовала себя счастливее. Она слишком много времени провела в сельской местности, чтобы жизнь в городе могла ее удовлетворить. Ей нравился их лондонский дом, она гордилась его удачным оформлением, но все же предпочитала «Кортниз». Большим преимуществом было и то, что Фей почти совсем переехала к ним на время беременности Энн, — почти, потому что свободолюбивая натура не позволяла ей полностью отказаться от своей квартиры. Теперь, измученная трудностями, связанными с руководством предприятиями Алекса во время его частых отлучек из Лондона, Фей проводила иногда в «Кортниз» по целой неделе. Время от времени, однако, как бы желая доказать свою независимость, она возвращалась к себе, хоть на одну ночь.
— Имей в виду, что такой распорядок сохранится только до рождения ребенка, — предупреждала она мать. — Когда вы вернетесь в Лондон, я снова буду постоянно жить в своей квартире. О ее продаже не может быть и речи.