для этого не нужны причины, это свойство характера.
— Изменить характер очень трудно. Мне уже поздно это делать, остается только принимать себя таким, какой я есть. Мне исполнилось восемьдесят лет в тот день, когда ты приехала. Это возраст для воспоминаний, Ингрид. И для того, чтобы составить опись своей жизни, — ответил он.
— Простите, если покажусь вам бестактной, но вы можете рассказать мне, что там, в вашей описи?
— Моя жизнь — это серия перемещений, я переплыл с одной стороны земли на другую. Я был чужаком, не зная, что у меня глубокие корни… Мой дух тоже много путешествовал. Только мне кажется, бесполезно сейчас предаваться размышлениям; нужно было делать это много лет назад.
— Я полагаю, никто не задумывается о своей жизни в молодости, Виктор. Большинство людей не думают об этом вообще. Моим родителям, а им за девяносто, такое даже в голову не приходит. Они живут сегодняшним днем и всем довольны.
— А мне жаль, что подобную опись я делаю в старости, Ингрид, когда у меня уже нет времени исправить ошибки.
— Прошлое не изменить, но, может, стоит удалить плохие воспоминания…
— Послушай, Ингрид, события наиболее важные, определяющие судьбу, почти всегда не в нашей власти. В моем случае, если подводить итог, моя жизнь обозначена Гражданской войной в молодости, позднее военным переворотом, лагерями для беженцев и изгнаниями. Я ничего этого не выбирал, все это просто обрушивалось на меня.
— Но у вас был выбор в другом. Например, вы выбрали медицину.
— Конечно, и это принесло мне огромное удовлетворение. Но знаешь, за что я благодарен больше всего? За любовь. Это для меня самое важное. Мне безумно повезло с Росер. Она всегда будет любовью всей моей жизни. Благодаря ей у меня есть Марсель. Отцовство — это тоже главное для меня, оно поддерживает во мне веру в лучшие человеческие качества, без Марселя эта вера рассеялась бы, как дым. Я видел слишком много жестокости, Ингрид, и знаю, на что могут быть способны люди. Твою мать я тоже очень любил, но это длилось не слишком долго.
— Почему? Что все-таки произошло?
— Было другое время. Чили и весь мир очень изменились за последние полвека. Нас с Офелией разделяла социальная и экономическая пропасть.
— Но если вы так любили друг друга, надо было рискнуть…
— Однажды она предложила мне бежать в какую-нибудь теплую страну и там любить друг друга под пальмами. Ты только представь! Офелия была страстно влюблена, и ей хотелось приключений, а я был женат и ничего не мог ей предложить, я знал, если она убежит со мной, то уже через неделю будет раскаиваться. Разве это была трусость с моей стороны? Я задавал себе этот вопрос тысячи раз. Вероятно, мне не хватило чуткости: я не задумывался над последствиями отношений с Офелией и причинил ей много вреда, не желая того. Я не знал, что она беременна, а она не знала, что родила девочку и что ее дочь жива. Если бы мы об этом знали, история была бы другая. Но мы не можем переиначить прошлое, Ингрид. В любом случае ты — дитя любви, можешь в этом не сомневаться.
— Восемьдесят лет — прекрасный возраст, Виктор. Вы с лихвой выполнили все свои обязанности и теперь можете делать все, что душе угодно.
— Что ты имеешь в виду, девочка?
— Пуститься в какое-нибудь приключение, например. Мне всегда хотелось поехать в Африку на сафари. Я мечтаю об этом годы, и однажды, когда мой муж сможет выкроить для этого время, мы поедем. Вы можете снова влюбиться. Вы ничего не теряете, и это может быть здорово, так ведь?
Виктору показалось, он слышит Росер в последние дни ее жизни, когда она говорила ему, что мы, люди, — парные существа, мы предназначены не для одиночества, но для того, чтобы отдавать и получать. И потому она настаивала на том, чтобы он не замыкался в себе, когда овдовеет, и нашел себе подругу. С неожиданной нежностью он вспомнил о Мече, соседке с открытым сердцем, подарившей ему кошку и приносившей помидоры со своего огорода, миниатюрной женщине, которая лепила фигурки толстых нимф. Он решил после отъезда дочери наведаться к Мече и принести ей остатки черного риса с кальмарами и крем по-каталонски. «Предстоит новое плавание», — подумал он. И так до самого конца.
Благодарности
Впервые я услышала о «Виннипеге», корабле надежды, еще в детстве от моего деда. Через много лет это знакомое название прозвучало в разговоре с Виктором Пей в Венесуэле, где мы оба находились в ссылке. В те времена я еще не была писательницей и не собиралась ею становиться, но история корабля с беженцами в качестве груза на борту врезалась мне в память. И вот теперь, сорок лет спустя после того разговора, я могу о ней рассказать.
Это роман, но факты и исторические личности реальны. Все персонажи выдуманы и списаны с людей, которых я знаю. Воображения здесь немного, поскольку благодаря тщательному расследованию, которое я провожу перед написанием каждой моей книги, я нашла огромное количество необходимого мне материала. Эта книга писалась сама собой, словно мне ее кто-то диктовал. И потому хочу принести мою искреннюю благодарность всем, кого я перечислю ниже.
Виктору Пею, умершему в возрасте 103 лет, с которым я постоянно переписывалась, чтобы уточнить детали, и доктору Артуро Хирону, моему товарищу по ссылке.
Пабло Неруде, я благодарю его за то, что он перевез испанских беженцев в Чили, и за его поэзию, с которой никогда не расстаюсь.
Моему сыну Николасу Фриасу, моему первому читателю, который все время меня подгонял, и моему брату Хуану Альенде, который правил рукопись несколько раз, страницу за страницей, и помогал мне в исследовании одного из периодов времени, описываемого в романе, — годы с 1936-го по 1994-й.
Моим издателям Джоанне Кастильо и Нурии Тей.
Моей официальной помощнице в расследовании Саре Гиллесгайм.
Моим агентам Льюису Мигелю Паломаресу, Глории Гутьерес и Марибель Луке.
Альфонсо Боладо, который внимательно просматривал рукопись просто из добрых побуждений и воодушевлял меня на продолжение моего труда.
Хорхе Мансанилье, неизменному (и, по его словам, весьма привлекательному) читателю, который исправлял мои ляпсусы, потому что, прожив сорок лет в контексте английского языка, я допускаю в своих испанских текстах грамматические и разные другие ошибки.
Адаму Хохшильду, которого я благодарю за его великолепную книгу «Испания в нашем сердце», и еще полусотне авторов, чьи книги помогли мне в историческом расследовании.
