Он вздохнул.
– О боже! – произнес он так тихо, что Оливии его слова показались молитвой. На мгновение Марвик опустил голову. А когда поднял ее, его лицо было столь суровым, а беспокойство – столь явным, что Оливия была потрясена. Еще ни разу она не видела герцога таким испуганным. – Так ты сможешь полюбить меня, Оливия? Не того человека, а этого? Такого, каков я сейчас, а не того, каким я был?
Это был сон, и Оливия молила бога о том, чтобы никогда не просыпаться.
– Тот человек не знал меня, – прошептала она. – Только ты меня знаешь. Конечно же, я люблю тебя такого, какой ты сейчас.
Взяв лицо Оливии в ладони, Марвик поцеловал ее. Она качнулась. Если бы он не держал ее крепко, она бы упала. Но она не должна зависеть от его рук. Положив на них свои руки, Оливия ответила на его поцелуй.
Через минуту, когда они прервали поцелуй, чтобы вздохнуть, она вымолвила:
– Но ты не сказал того же. И я могла бы напомнить, что мы познакомились, когда ты запустил в мою голову бутылку, а потом ты ударил в стену кулаком, так что прости за то, что я требую убеждения.
Он засмеялся, и у нее от его смеха закружилась голова.
– А я напомню тебе, – парировал Аластер, – что ты тогда была экономкой, которая должна была подчиняться моим приказам. Так что мое чувство разочарования было как-то оправданно.
Оливия поцеловала костяшки его пальцев.
– Весьма неустойчивая опора для любви, ты не находишь? – спросила она.
– Напротив, – заметил он. – Ты никогда не боялась.
– Я знала, что ты не причинишь мне вреда.
– Я был полным негодяем.
– Нет, я в это ни на миг не поверила.
Склонив голову набок, герцог внимательно посмотрел на Оливию.
– Мне нужна была твоя смелость, – спокойно промолвил он.
– А мне – твой ум. – Она вспомнила обо всех его выступлениях, записанных наполовину, – это были настоящие жемчужины, которые еще оценит история. – Твоя проницательность. – Оливия помолчала. – То, как ты смотришь на меня, Аластер. Ты меня видишь.
– Да, вижу, – пробормотал он. – Оливия, я точно знаю, какая ты. И мне не нравится думать о том, какой ты могла бы быть. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Это я знаю точно.
Оливия улыбнулась – глупой улыбкой, которая, казалось, была шире ее щек.
– Так теперь мы можем пойти домой? Думаю, прислуга со временем придет в себя от полученного потрясения.
Марвик засмеялся.
– А если они этого не сделают, можешь большую часть из них уволить.
– Никогда, – возразила Оливия, но тут же пожалела о своих словах. – Разве что Викерза.
* * *
Они обвенчались через неделю. Церемония была скромной, без посторонних, на ней присутствовали лишь лорд Майкл и леди Элизабет де Грей. Узнав, что Аластер их пригласил, Оливия немного струсила и даже подумывала о том, чтобы возразить против их присутствия. Большинство людей сочли бы это «мирное предложение», как его называл Марвик, весьма любопытным: пригласить леди на свадьбу к своей бывшей служанке, которая станет ее сестрой. «И к тому же займет более высокое положение в обществе», – шаловливо добавил Аластер.
Но Элизабет всегда была особой богемной. Утром в день свадьбы она объявила о своем прибытии, ворвавшись в гостиную Оливии в сопровождении Хансон, своей горничной. С осуждающим, как обычно, видом Хансон положила на диван сверкающее платье. Элизабет указала на него театральным жестом:
– Это твое подвенечное платье, дерзкая воровка. Вот что, ты должна одеться подобающим образом, потому что если повезет, это будет твой единственный брак.
Оливия поднялась, надеясь, что ее волнение будет менее заметным, чем у Полли и Мьюриел. Они застыли от изумления, и это неудивительно. Элизабет считалась признанной красавицей, темноволосой и чувственной, но сейчас она являла собой еще более восхитительное зрелище, чем обычно: она встала так, чтобы продемонстрировать всем свой живот, казавшийся куда более округлым после трех месяцев брака, чем должно быть.
– Должна ли я вас… поздравить? – спросила Оливия.
– Конечно. – Элизабет с улыбой похлопала себя по округлившейся талии. – А теперь отошли своих горничных. Ты же знаешь, что Хансон умеет хорошо укладывать волосы. А тебе надо еще столько всего сделать.
Удивившись, Оливия снова села. Хансон принялась разогревать щипцы для завивки волос, а Элизабет рыскала вокруг, как кошка на охоте.
– Начинай сначала! – приказала она наконец Оливии.
Оливия глубоко вздохнула.
– Это будет извинение. Я…
– Нет! – отмахнулась Элизабет. – Оставь церемонии, начинай с самых интересных частей. Как ты оказалась в доме Марвика? – Широко распахнув глаза, она огляделась по сторонам. – Разумеется, это очень хороший дом, но почему именно… Марвик? Майкл, разумеется, мне кое-что рассказал, но новости не из первых уст обрастают большим количеством немыслимых подробностей. Расскажи мне все и имей в виду, что честность и откровенность – это часть твоего искупления.
Так что пока Хансон одевала Оливию, а затем закалывала и завивала ей волосы, она рассказала Элизабет все – точнее, бо́льшую часть правды. Оливия не стала упоминать бутылок, книг, пистолетов и библиотеку, но под конец Элизабет весьма скептически взглянула в ее глаза в зеркальном отражении.
– Дай-ка мне это! – сказала Элизабет Хансон. Отодвинув горничную в сторону, Элизабет приблизилась к Оливии, чтобы своими руками приколоть к ее прическе цветы апельсинового дерева. Как только цветы были пристроены на макушке и крепко закреплены шпильками – лишь пара уколов шпильками в голову испортили выступление Элизабет в роли горничной, – она уселась на табурет рядом с Оливией. – Ну а теперь, полагаю, ты можешь рассказать мне, как все было на самом деле? – спросила Элизабет. – Майкл услышал о двоеженстве Бертрама от Аластера, но почему же ты убежала, не сказав ни слова?
Оливия медленно повернулась – не только потому, что именно этого мгновения она боялась, а еще и по той причине, что платье из кремовой шелковой парчи было гораздо тяжелее тех нарядов, которые она привыкла носить.
– Мне так жаль, – приглушенным голосом произнесла она. – Я… – Оливия почувствовала, что ее лицо алеет. – Я сходила с ума от охватившей меня паники, я не ждала, что вы меня простите, но…
Элизабет ласково прикоснулась к ее запястью.
– Мейдер… О, прошу прощения, Холлидей! – Она засмеялась. – Я буду называть тебя Оливией, ведь мы же теперь сестры. – Ее брови приподнялись, выдавая крайнее, но молчаливое изумление, которое, правда, смягчала улыбка. – Я никогда, ни на мгновение не усомнилась в том, что у тебя была причина взять эти письма. Но, надеюсь, ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы понять, что я помогла бы тебе. Или это не так?
