Королева и Филипп обосновались в Уайтхолле и принялись создавать совместный двор.
Как-то ранним утром я зашла в покои королевы, чтобы идти с нею на мессу. Неожиданно королева вышла из спальни в ночной сорочке и опустилась на молитвенную скамеечку. Что-то в ее молчании подсказывало мне, что Мария глубоко взволнована. Я встала на колени рядом с нею и ждала, когда она заговорит. Затем из спальни вышла Джейн Дормер и тоже встала на колени. (Джейн спала с королевой, когда по каким-либо причинам принц отсутствовал в супружеской спальне.) Должно быть, случилось что-то очень важное. Полчаса мы провели в молчаливых молитвах. Затем я осторожно переместилась поближе к Джейн, наклонилась к ее плечу и совсем тихим шепотом спросила:
— Что случилось?
— У нее не наступили месячные, — таким же шепотом ответила Джейн.
— Это как?
— Не было крови, как всегда. Возможно, она беременна.
Мне показалось, будто кто-то засунул мне в живот холодную руку.
— Неужели так скоро?
— Достаточно одного раза, — довольно грубо ответила мне Джейн. — А это, благослови их Господь, было несколько раз.
— И она забеременела?
Я сама предсказала королеве беременность и с трудом верила, что такое возможно. Значит, сбылась заветная мечта Марии? Странно, но почему-то я не ощущала никакой радости.
— Она и вправду беременна?
Услышав в моем голосе сомнение, Джейн сердито поглядела на меня.
— Чему ты не веришь, шутиха? Моим словам? Или ее? Или ты знаешь что-то такое, чего не знаем мы?
Джейн Дормер называла меня шутихой, лишь когда я чем-то ее сердила.
— Я верю и королеве, и вам, — поспешила я успокоить ее. — Слава Богу, что это произошло. Никто не желал этого сильнее, чем я.
— Ошибаешься, шутиха, — покачала головой Джейн. — Никто не желал этого сильнее ее самой. — Она кивнула в сторону коленопреклоненной королевы. — Она почти год молилась об этом. По правде говоря, она молится о ниспослании ей наследника для Англии с тех пор, как научилась молиться.
Осень 1554 года
Королева ничего не сказала ни королю, ни двору. Джейн следила за нею с поистине материнской заботой, и, когда в сентябре у Марии снова не пришли месячные, Джейн бросила на меня короткий торжествующий взгляд. В ответ я улыбнулась. Королева сообщила о своей беременности Филиппу, и тот стал относиться к жене с удвоенной нежностью и заботой. Внимательные придворные должны были сами догадаться, что королева ждет ребенка, но пока она и ее супруг наслаждались этой радостью вдвоем.
Тем не менее счастье королевской четы озарило собой весь дворец, и я впервые оказалась в мире, сотканном из радости и веселья. Свита принца (теперь его все чаще называли королем) оставалась такой же горделивой и блистательной, какой она ступила на английскую землю. Повсюду можно было услышать поговорку: «Гордый, как испанский дон». Глядя на богатство их нарядов и массивные золотые цепочки, трудно было не восхититься испанцами. Для выездов на охоту они выбирали себе самых лучших лошадей, садясь играть в карты, проигрывали немалые деньги, а когда смеялись, то заставляли трястись стены. А как восхищали всех их красивые придворные танцы!
Королевский двор расширялся. Дамы, стремившиеся попасть во фрейлины к королеве, буквально сходили с ума по всему испанскому. Все они читали испанские стихи, пели испанские песни и учились новым испанским карточным играм. Вечером при дворе не смолкала музыка и устраивались танцы. Придворные веселились и открыто флиртовали, чего раньше не было. И сердцем всего этого была королева, спокойная и улыбающаяся. Молодой муж повсюду сопровождал ее. Наш англо-испанский двор стал самым образованным, блистательным и богатым двором Европы, и мы это знали. Мы самодовольно веселились, славили королеву и верили, что так будет продолжаться еще очень долго.
В октябре королеву известили, что Елизавета снова больна. Мария прилегла отдохнуть и велела мне прочитать отчеты сэра Генри Бедингфилда. Дневная кровать королевы стояла у окна. Мария сонно глядела на сад, на листву деревьев, ставшую желтой, золотой и бронзовой. Вудсток, Елизавета с ее многочисленными уловками были сейчас очень далеко от этой счастливой, умиротворенной женщины.
— Если ей так нужны врачи, я пошлю к ней своих, — зевнув, сказала королева. — Ты поедешь с ними, Ханна? Съезди, посмотри, действительно ли она настолько плоха, как утверждает. Мне не хочется быть к ней жестокой. Если бы она просто созналась, что участвовала в заговоре, я бы ее освободила. Я не хочу лишних волнений, особенно сейчас.
Счастье королевы было слишком велико, и ей хотелось поделиться им с другими. Даже со своей непокорной сестрой.
— Но если принцесса признает свою вину, государственный совет или король могут потребовать суда над нею.
Королева покачала головой.
— Она могла бы признаться только мне, наедине, и я бы ее простила. Все ее собратья-заговорщики либо мертвы, либо успели сбежать за пределы Англии. У нее больше нет сторонников. Елизавета должна понимать, что все разительным образом изменилось. Я ношу в себе наследника английского престола и всей Испанской империи. Это будет величайший принц, какого еще не видел свет. Пусть Елизавета сознается в своей виновности, и я ее прощу. А затем ей следует выйти замуж. Король предложил своего двоюродного брата, герцога Савойского. Расскажи Елизавете, что время ожиданий и подозрений может окончиться. Расскажи ей о моей беременности. Скажешь, что где-то в начале мая я рожу наследника. Через год все ее мечты о троне развеются как дым. Постарайся, Ханна, втолковать ей это. Много раздоров было между нами, но я готова все простить, как только она признается мне.
Я кивнула.
— Сэр Генри пишет, что она регулярно посещает мессу, как и надлежит чаду Божьему. Передай ей, что это меня радует… Но дальше он пишет: когда наступает время молиться за меня, Елизавета никогда не произносит «аминь»… Что же получается, Ханна? Она не хочет за меня молиться?
Я молчала. Если бы королева была рассержена, я бы постаралась защитить Елизавету, ее гордость и духовную независимость. Но королева не была сердита. Она была лишь уязвлена.
— Если бы я сейчас была на ее месте, я бы молилась за нее, — продолжала Мария. — Я поминаю ее в своих молитвах, поскольку она — моя сестра. Скажи ей, что я каждый день молюсь за нее. Я делаю это со времен Хатфилда, поскольку она — моя сестра. Я стараюсь простить ее за все заговоры против меня. Я готовлюсь ее освободить. Я хочу научиться быть милосердной с нею, чтобы и она ответила мне тем же. С самого ее рождения я постоянно молюсь о ее благополучии… а она даже не желает произносить «аминь» в молитве за меня!