Значит, я еще несколько месяцев не увижу тебя, а ведь ты, должно быть, так мило выглядишь с животиком. Береги себя, мой дорогой дружок! Обнимаю тебя и целую всю-всю…»
Игра, которую затеяла Жозефина, была чревата опасностью разоблачения. Бонапарт, правда, находился далеко, и ему можно было внушить все, что угодно, зато его родня проживала совсем рядом. Многочисленные братья, сестры и кузены Бонапарта не спускали с Жозефины подозрительных взглядов, и ей приходилось быть крайне осторожной. С другой стороны, генерал в Италии до такой степени горел желанием увидеть свою Жозефину «с животиком», что даже стал поговаривать об отставке.
Эти его намерения совсем не устраивали членов Директории, которые не находили замены блестящему полководцу. Однако же, на их счастье, животик мадам Бонапарт так и остался прежним, и потому было принято решение положить конец фантазиям прекрасной креолки.
Вразумить строптивую жену Бонапарта поручили Баррасу, который хорошо знал Жозефину. Прежде чем выйти замуж за маленького корсиканца, вдова Богарнэ была одной из любовниц председателя Конвента, которому в конце концов надоело содержать расточительную фаворитку, так что он с превеликим удовольствием сделал ее супругой честолюбивого генерала.
И вот, явившись однажды вечером в особняк на улице Шантерэн, Баррас без обиняков заявил:
– Хватит веселиться, дорогая! Никто не намерен больше терпеть твои выходки. Женский каприз не может свести на нет успех военной кампании!
– Но в моем состоянии… – попыталась было возразить Жозефина. Баррас беспощадно поднял ее на смех:
– Ты не более беременна, чем я, и только простак Бонапарт мог тебе поверить. Но даже этот слепец в конце концов увидит красный фонарь над твоей дверью. Ты не знаешь своего мужа, Роза, у него весьма тяжелый характер. Он может и развестись.
Вне себя от злости, Жозефина топнула ногой.
– Ну и пусть! – вскричала она. – На что мне нужен этот корсиканец?!
– На что? – переспросил Баррас и ухмыльнулся. – Неужели мадам считает, будто прекрасный Ипполит забросит ради нее карьеру? Может, он женится на тебе? Ну, а на других тебе и вовсе не стоит рассчитывать. Долгов у тебя, конечно, невпроворот? Интересно, кто будет их платить?..
Это прозвучало жестоко, но Жозефина знала, что Баррас прав. Она безрассудно транжирила деньги, которые не переводились у нее только потому, что ее мужем был Наполеон Бонапарт. После развода ее наверняка ждет долговая тюрьма…
У Жозефины не было выхода – ей пришлось капитулировать. Но она поставила условие: лейтенант Ипполит Шарль отправится вместе с ней и займет соответствующий пост в Итальянской армии.
От такого нахальства Баррас на мгновение потерял дар речи. Он ошеломленно уставился на свою бывшую любовницу, а когда наконец пришел в себя, то спросил:
– А что будет, если Бонапарт узнает о твоей связи с этим человеком?
– Да ничего не будет, – зло бросила женщина. – Бонапарту и в голову не придет подозревать меня в измене, а Ипполита он прежде никогда не видел…
И Баррас уступил.
Однако Жозефина не спешила с отъездом. Она пробыла в Париже еще две недели. Прощальные обеды, балы и вечера, веселые и легкомысленные, так приятно ее развлекали, что каждое утро она восклицала:
– Я непременно уеду, но только завтра!
По вечерам среди мужчин с прическами «а-ля собачьи уши», мужчин, задыхавшихся в тесных галстуках, которые упирались в подбородок, и высоченных воротничках, которые мешали повернуть голову, появлялась Жозефина – без нижнего белья, в одном только корсете и панталонах телесного цвета, в наброшенной сверху греческой тунике из тончайшего светлого муслина, сквозь который просвечивало обольстительное тело. Кисти рук и щиколотки украшало множество строгих античных браслетов, на каждом пальце ног (без чулок, в легких сандалиях) блестело кольцо с бриллиантом или драгоценной камеей.
Жозефине нравилось щеголять в нарядах, открывавших ее ноги до середины бедер, и она получала удовольствие, ловя на себе восхищенные взгляды мужчин. На балу она до изнеможения танцевала с красавцем Ипполитом, а потом возвращалась вместе с любовником в особняк на улице Шантерэн.
Разумеется, Жозефина предпочитала прелести столичной жизни путешествию по полям сражений. И все же ей пришлось покинуть Париж.
Накануне отъезда она сказала, рыдая:
– Я вынуждена подчиниться приказу Директории, но как же Бонапарт? Если я не беременна, спросит он, то почему так долго не ехала к нему?
Подумав немного, она предложила:
– Не можете ли вы дать мне бумагу, в которой будет написано, что меня не выпускали из Парижа?
В тот же вечер Баррас вручил бывшей любовнице необычный документ:
«Директория не давала гражданке Бонапарт разрешения на выезд из Парижа, ибо супружеские обязанности могли отвлечь генерала от военных дел…»
Вздохнув с облегчением, Жозефина отправилась на последний бал, который двадцать третьего июня давал в ее честь господин Баррас.
На следующее утро жена Бонапарта, не помня себя от горя, вся в слезах, всхлипывая, словно ее ждали смертные муки, села в карету, захватив с собой сундук надушенных платков. Путешествие ей скрашивал Ипполит Шарль, усевшийся в ту же карету. Его успели уже произвести в капитаны и сделать адъютантом генерала Леклерка.
В большом дорожном экипаже, следующем за каретой Жозефины, разместились сопровождавшие ее молодая горничная Луиза и Жозеф Бонапарт.
Под неусыпным взором деверя путешествие мало походило на прогулку влюбленных. Для генеральши, не выносившей Жозефа (старшего в многочисленном клане Бонапартов) и считавшей его своим заклятым врагом, само присутствие брата Наполеона было сущим наказанием. Однако, прибыв в Лион, мадам Бонапарт вдруг обнаружила, что ее страдания вовсе не были напрасными. К огромному изумлению Жозефины, ей оказали воистину королевский прием: цветы, приветственные речи и почетные караулы.
Чем дальше она отъезжала от Парижа, тем больше удивлялась: такого успеха у нее никогда не было!
Вечером девятого июля кареты, покрытые пылью, остановились у парадного входа во дворец Сербеллони в Милане.
Огромная толпа, собравшаяся перед роскошным зданием с мраморными колоннами, разразилась приветственными криками.
– Ах, они так милы! – бросила Жозефина, благосклонно улыбаясь и махая рукой.
Она еще не осознала, насколько изменилось ее положение: за последние три месяца жена малоизвестного невзрачного генерала без особых видов на будущее превратилась едва ли не в государыню!
Гвардеец открыл дверцу кареты; Жозефина ступила на землю и, покачивая бедрами, направилась к мраморной лестнице.
