Я искал, пока не нашел сундук с вензелем Орделаффи, открыл крышку и увидел все то, что отец Меркуцио счел возможным отдать Церкви во искупление собственных грехов, – все личные вещи Меркуцио.
Смотреть на это было невыносимо грустно. Его серебряный гребень был тут, и бритва, слишком ценная, чтобы пользоваться ею ежедневно… несколько перстней. Его книги… абсолютно все, что имело хоть какую-то материальную ценность.
И четки.
Я взял их в руки, сердце у меня забилось от радости, но радость эта была недолгой: это были, несомненно, четки, которые семья Орделаффи подарила Меркуцио на конфирмацию. На них стояло клеймо Орделаффи, и они были слишком дорогими для студента семинарии не слишком высокого происхождения, каким был друг Меркуцио.
А больше здесь ничего не было. Где бы ни были эти четки, ясно было одно: ни в доме Меркуцио, ни в церкви их нет. Может быть, они у вдовы Меркуцио? Нет, прочитав дневник Меркуцио, я не мог себе представить, что бедная девочка захочет оставить себе на память что-либо об их совместной жизни.
Но где же тогда?
Я оглядел сверкающую сокровищницу и от разочарования и злости пнул стену – с такой силой, что у меня наверняка остался синяк. Я просто не представлял, где искать дальше – следов не было.
Неудачно повернувшись по дороге к двери, я задел высокую стопку серебряных тарелок, и они с грохотом полетели на пол. Теперь мне нужно было бежать, и как можно скорее: слуги наверняка проснулись от такого шума. Я выскочил наружу и юркнул под лестницу, в тень, потому что на ступеньках уже показался огонек свечи и послышались взволнованные голоса. Появились двое слуг епископа, вооруженные дубинками, и у одного из них на поясе был кинжал. Они бросились к двери и тревожно вскрикнули, увидев, что замок сломан. Один из них побежал за стражей, а второй вошел внутрь в поисках следов вора.
Я замер под лестницей, прикрыв лицо и стараясь стоять так неподвижно, как только может быть неподвижна живая плоть. Серая одежда сливалась в темноте с камнем стен – я был почти невидимым, если только им вдруг не придет в голову посветить факелом под лестницу. Конечно, если стоять так долго, в течение нескольких часов – у меня начнут затекать мышцы, сначала будет покалывать, потом болеть, а потом нестерпимо сводить каждый мускул. Но я мог бы это выдержать – мне приходилось выдерживать и не такое.
Но в этот раз удача была не на моей стороне.
Слуга, который осматривал сокровищницу, оказался вовсе не таким тупым, каким был на вид. Он вышел, огляделся по сторонам в узком коридорчике и затем поднес свечу к тому месту, где стоял я. Казалось таким естественным сейчас броситься на него, вступить в драку, но я стоял неподвижно, замерев, даже не дыша, глядя на приближающийся свет. А потом я почувствовал, как кончик ножа упирается прямо мне в грудь, и услышал тихий, прерывающийся шепот:
– Не двигайся или умрешь, негодяй.
Меня поймали.
Принц Теней был пойман впервые в жизни.
Вокруг меня столпились слуги, связали мне руки и, возбужденно гомоня, накинули мне на шею веревку, которая давила на горло и мешала дышать. Меня повели по лестнице вверх и поставили на колени, пока разбуженный епископ торопливо натягивал сутану и нашаривал тапочки. Маску с меня еще не сняли, когда он появился, красный и сердитый.
– Зовите стражников! – велел он слугам, и один из них бросился выполнять его приказание.
Я видел, как его любовница с нетерпеливым любопытством перегнулась через перила, желая посмотреть, что будет дальше. Я ее нетерпения и любопытства не разделял. Но шансы у меня были неплохие, потому что слуги не слишком-то умело вязали узлы, и я уже разрабатывал запястья, ослабляя веревки. Но все-таки веревку, которая болталась у меня на шее, держал самый рослый и сильный из них, и если я не успею справиться с ним прежде, чем он затянет ее, мне придет конец.
Епископ прошелся вперед-назад, не сводя глаз с моей маски.
– Значит, ты и есть знаменитый Принц Теней? – требовательно спросил он. Я не отвечал. – Давай, мерзавец, говори, или язык проглотил? А может быть, тебе уже вырвали его именем закона Вероны?
– Снять с него маску, ваше преосвященство? – спросил слуга, который держал веревку.
– Да, да, конечно! – вскричал епископ и нетерпеливо махнул рукой. – Когда придут стражники, мы его опознаем и отдадим в руки властей. Этот мерзавец уже утром будет болтаться в петле! Ты посмел, пес, ограбить самого Господа?!
У меня было всего два выхода, оба не сулившие ничего хорошего…
Первый – молчать и ждать, пока с меня стащат маску.
Второй – действовать (как бы сложно это ни было), пока меня не опознали.
Я выбрал последнее и сказал:
– Я никого не грабил, монсеньор. Я не взял ни золота, ни серебра, ни драгоценностей. А вот вы… вы забрали это у бедных людей и прячете у себя в сокровищнице, прикрываясь именем Господа. Что это, если не воровство и не богохульство?
Епископ оттолкнул слугу, который как раз тянулся к моей маске, и кулаком ударил меня в лицо. Такой святоша с виду, а силищей он обладал огромной, и от его удара меня отбросило назад, а из глаз посыпались искры. Я ощутил вкус крови во рту.
Слуги, как и следовало ожидать, восприняли это как сигнал, набросились на меня всем скопом и принялись усердно лупить, изрыгая проклятия в мой адрес. Про маску они, конечно, забыли. Я скрючился, стараясь уклониться от ударов, но вскоре я уже лежал на спине, а веревка все туже затягивалась у меня на шее. Становилось трудно дышать, я уже терял сознание, когда почувствовал, как чьи-то пальцы все-таки срывают шелковую маску, прикрывающую мое лицо. Она была мокрой от крови, узел на ней затянулся, и снять ее оказалось не так-то легко, я слышал, как они ругаются, пытаясь его развязать. Но наконец кому-то из них удалось разорвать ее и сдвинуть мне на лоб.
Я закрыл глаза. Кровь, заливавшая мое лицо, и вмиг распухший нос изменили мою внешность до неузнаваемости. Теперь я мог сойти за любого из сотен веронских юнцов, хоть за аристократа, хоть за плебея, – только цвет глаз мог меня выдать.
Епископ ударил меня еще раз, довольно сильно, но на этот раз открытой ладонью, а не кулаком.
– Как тебя зовут?! – закричал он. Я хранил молчание, лежа без движения, и он обратился к своим людям: – Вы его знаете?
– Он вроде немного похож на одного из Монтекки, – неуверенно проговорил один из них, но другой поднял его на смех.
– Да ты что, ничего общего! – воскликнул он. – Не с таким же носом. Нет, он больше похож на одного из головорезов Капулетти.
Еще один утверждал, что я похож на сына цирюльника, а другой – что на подмастерье плотника. Я продолжал лежать неподвижно, закрыв глаза и открыв рот, чтобы еще сильнее уменьшить сходство с самим собой.