— Зачем? — прошептал Феликс. — Я не хочу болтаться на виселице. Лучше бы ты меня убил.
— Тебя не посадят в тюрьму, — пообещал Джаред. — Я позабочусь о том, чтобы твои кредиторы получили все сполна, но с условием, что ты навсегда покинешь Англию.
— Ты действительно так сделаешь? — Феликс испытующе посмотрел на Джареда. — Не могу тебя понять, Чиллхерст, хотя, признаюсь, никогда тебя и не понимал.
— Я уже догадался. — Джаред поднял глаза на Олимпию, которая с потерянным видом ходила взад-вперед по комнате. — Есть только один человек на земле, который меня понимает.
Нетвердой походкой вошел Грейвз. Он держался за рану на затылке, но глаза смотрели зорко и настороженно.
— Милорд, кажется, я немного опоздал.
— Все хорошо, Грейвз. Как ты себя чувствуешь?
— Я жив, благодарю вас, сэр.
Олимпия бросилась к дворецкому:
— Грейвз, вас ранили?
— Ничего страшного, мадам. За многие годы моей службы меня столько раз били по голове. Но, как видите, я до сих пор цел и невредим, — похвастался Грейвз, и его ухмылка напоминала оскал скелета. — Только, пожалуйста, не говорите об этом миссис Берд. Я надеюсь вызвать ее сочувствие.
— Она придет в ужас, — заверила его Олимпия.
Ухмылка с лица Грейвза исчезла, когда он посмотрел на Джареда.
— Прошу прощения за случившееся, сэр. Я вернулся в дом, когда мадам всех отослала, но, как видите, не успел. Он уже был в доме.
— Забудем об этом, Грейвз. Главное, все живы.
Громкий стук в дверь прервал Джареда.
— Посмотрите, кто там, Грейвз.
— Я сама, — вызвалась Олимпия. — Грейвз пока не в состоянии выполнять свои обязанности. — Она взяла свечу и вышла в холл.
Бурно протестуя, Грейвз заковылял за ней.
Джаред дотронулся до раны Феликса. Тот застонал и потерял сознание.
— Деметрия! Констанс! — Джаред услышал удивленный голос Олимпии. — Что вы здесь делаете? Мистер Ситон, что вам нужно в такой час? Если вы собираетесь обсуждать подробности дуэли, то спешу уведомить вас, что она не состоится. Вам ясно?
— Вы можете выпустить Чиллхерста, — бесстрастным, безжизненным тоном произнесла Констанс. — Деметрия все рассказала брату Джиффорд желает принести свои извинения Чиллхерсту и отказаться от поединка. Верно, Джиффорд?
— Да, — еле слышно ответил Джиффорд — Прошу вас, передайте своему мужу, что я хотел бы поговорить с ним — Я здесь, Ситон Прежде чем вы принесете извинения, не могли бы вы послать за доктором? Джиффорд застыл в дверях.
— Ради Бога, зачем вам доктор? — Его взгляд упал на Феликса. — Проклятие! Кто это?» Откуда столько крови?
Стоя на цыпочках, Олимпия выглядывала из-за плеча Джиффорда.
— Это мистер Хартвелл. Он пытался украсть мои изумруды. Вон там на полу валяется его пистолет. Он хотел убить Джареда.
— Но что с ним случилось? — Джиффорд словно завороженный с болезненным любопытством разглядывал лежащего без сознания Феликса.
— Чиллхерст воспользовался своим кинжалом, чтобы спасти нас. — Глаза Олимпии светились гордостью за мужа. — Он бросил кинжал в Хартвелла в момент его выстрела.
— Джаред проткнул его? — слабо переспросил Джиффорд.
— Ну да. Чиллхерст всегда носит кинжал с собой, но самое замечательное то, что все происходило в полной темноте. Я задула свечу и…
Джиффорд издал какой-то странный сдавленный звук, поскольку в это мгновение Джаред одним движением выдернул кинжал из Феликса. Полилась кровь, но Джаред ловко перевязал рану галстуком. — Господи! — Джиффорд побелел как мел, его подташнивало. — Никогда не видел человека, пронзенного кинжалом.
— Что бы вы сказали, — беспечно отозвался Джаред, — если бы увидели человека с пулей в груди? Именно поэтому я послал вам записку, где просил позаботиться, чтобы на нашей встрече присутствовал доктор.
— Кровожадный пират, — слабо пролепетал Джиффорд, его лицо приобрело пепельно-серый оттенок. Медленно опустившись на пол, Ситон потерял сознание.
— Должна признаться, что ты вовремя выбрался из кладовой, — промурлыкала Олимпия, греясь в объятиях Джареда. — Ты никогда не перестанешь удивлять меня, милорд.
— Я рад, что мои скромные возможности производят на тебя впечатление. — Джаред ласково взъерошил ее волосы.
Было почти три часа ночи. В доме стало тихо, все спали.
Олимпия безумно устала, но заснуть не могла. События вечера были слишком живы в памяти.
— Я не перестаю восхищаться твоими способностями. — Олимпия прижалась губами к его плечу. — Хорошо, что ты не сердишься за то, что я заперла тебя в кладовой.
— Моя прекрасная сирена, — прошептал Джаред. — Я не могу долго сердиться на тебя. Когда ты повернула ключ в двери, я понял, что ты любишь меня.
Олимпия затаила дыхание.
— И как же ты пришел к такому решению?
— Никто никогда даже не пытался спасти меня. — Джаред всматривался в ее лицо. — Или я ошибаюсь?
Ты любишь меня?
— Джаред, я полюбила тебя с того дня, когда ты впервые вошел в библиотеку и спас меня от Дрейкотта.
— А почему ты сразу не сказала?
— Потому что я не хотела, чтобы ты чувствовал себя обязанным жениться на мне после такого признания. Ты и так дал мне слишком много. Я, конечно, надеялась, что ты любишь меня, но мне не хотелось тебя вынуждать. Я мечтала о твоей любви больше всего на свете.
— Моя любовь родилась в тот день, когда я увидел тебя. — Джаред легко коснулся губами ее губ. — Правда, я не сразу понял, что это любовь. Я изо всех сил старался сдержать вспыхнувшую страсть.
— Ах, страсть? — Олимпия улыбнулась. — И только-то?
— Страсть! — Он поцеловал ее в кончик носа. — Но и любовь тоже. Я никогда не чувствовал ничего подобного, Олимпия.
— Я счастлива слышать это, сэр.
— Вместо одного сокровища я нашел другое, — сказал Джаред, целуя ее. — И понял, что мне не нужны никакие другие сокровища.
— Милорд, я обожаю тебя. — Олимпия обвила руками его шею и притянула к себе. — Иди сюда и расскажи мне что-нибудь. Расскажи про далекие, диковинные острова, где влюбленные любят друг друга прямо на берегу, усыпанном бесценными жемчужинами.
Джаред не заставил повторять дважды. Он лег на Олимпию, требовательно лаская губами ее податливые губы.
Олимпия нетерпеливо задвигалась под волнующей тяжестью его тела. Он был уже возбужден, его плоть требовала от нее ответа, его страсть пробудила в ней знакомое ответное чувство. Ее ноготки впились в его плечи.
Когда мир вокруг перестал существовать, когда во всей вселенной остались только они одни, Джаред вошел в нее и жарко прошептал:
— Спой мне, моя сирена.
— Только тебе, — поклялась Олимпия.
