Некоторое время спустя Никки выехала из города, и потянулись те исторические места, которые Польше могли заинтересовать Торна. До того часа, когда их ждали на ферме, оставалось немного времени, и Никки решила заехать в небольшой торговый центр, расположенный на федеральной трассе Аманда-роуд.
По пути они миновали Оттава-Ривер — бывший Хог-Крик, проехали мимо нефтяной обогатительной фабрики с ее высокими трубами и вечно горящими, танцующими языками пламени. И хотя окна в машине были закрыты, Торн ощутил запах, если не сказать вонь, сырой нефти и, сморщив нос, проворчал:
— Фу, мерзость! Воняет хуже, чем от Ветродуя.
— Ветродуй? — спросила Никки. — А кто это? Или что?
Текумсех усмехнулся:
— Ветродуй-то? Да малый, с которым мы вместе росли у себя в деревне. При рождении его нарекли Маленькой Лошадью, но это был такой знатный пердун, что мы прозвали его Ветродуем.
Никки рассмеялась:
— Держу пари, что и для него самого это было большим испытанием. Он что, так и не избавился от этого кошмара?
— Избавился, но только после смерти своей матушки. Видно, все дело было в ее стряпне.
В торговом центре Никки подъехала к кафе «Макдональдс».
— Не стала бы клясться, что эта пища не грозит тебе ветродуйством, зато познакомишься с излюбленной едой американцев — чизбургер, жареная картошка и молочный коктейль.
Когда Никки пристроилась к автомобильной очереди, Серебряный Шип с тревогой следил за тем, в какой близости к другой машине продвигается она к кафе. Но вот они поравнялись с окном раздачи, Никки, не выходя из машины, протянула деньги, а взамен получила пакет с едой и два картонных стаканчика с холодным напитком. Сложив все это на колени, она проехала на стоянку, остановилась и выключила мотор.
Показав, как надо пользоваться пластиковой соломинкой, торчащей из стаканчика, и передав ему, сандвич и коробку с картофелем, она спросила:
— Знаешь, Торн, где мы находимся?
Он только и мог, что покачать головой, поскольку рот его был забит едой.
— На месте этого торгового центра, где мы сейчас находимся, раньше была деревня вождя Пеахшаэте. Видишь эту речку? Узнаешь ее? Кстати, я всегда удивлялась, почему она в ваши времена называлась Хог-Крик — Свиной ручей? Ведь индейцы, насколько я помню, свиней не разводили.
Серебряный Шип внимательно осмотрелся вокруг, едва ли узнавая в этом пространстве, заставленном машинами, лавками, магазинами и множеством других строений, ту местность, где прежде располагалась деревня.
— Много лет назад, — рассеянно проговорил он, — почти два столетия прошло с тех пор, здесь появился британский лазутчик под видом свинопаса. Так он, спасаясь от Логана и его воинов, растерял всех своих свиней. С того дня речку и прозвали Кусхко-Тхоере — Свиной ручей. В ту ночь воины знатно попировали.
— Свиньи не свиньи, а я своими глазами видела, какая это была чистая речка. А теперь хоть и называется она много благороднее — Оттава-Ривер, — но вонь от нее идет такая, что… Словом, это не делает чести современному человеку. Одни промышленные сбросы чего стоят! Считаем себя развитыми, интеллигентными людьми, а разрушаем то, среди чего сами вынуждены жить, разрушаем свой собственный мир — вместе и поодиночке. Куда мы катимся? За несколько десятков лет умудрились так загадить воздух, реки, океан, землю и леса, что мир превратился в единую выгребную яму.
Отъехав, Никки свернула на юг. Она сделала небольшой крюк, чтобы показать ему школу, в которой преподавала, но останавливаться не стала.
— Я им сказала, что не совсем здорова, что у меня грипп, — объяснила она, — потому лучше я свожу тебя туда в другой день.
Следующие несколько миль Серебряный Шип Жадно, со все возрастающим интересом, всматривался в просторные поля с их стадами, амбарами, Живыми изгородями и силосными башнями.
Никки включила приемник, настроенный на станцию, передающую мягкий рок. Торн внимательно слушал и, в конце концов, откинулся назад, будто решил, что музыка, хоть и отличная от той, к которой он привык, все же не так плоха. Никки даже подумала, не барабанные ли ритмы объединяли ту и эту музыку. Постепенно она познакомит его со всеми видами современной музыки — с классической, хард роком, с западной музыкой в стиле кантри — интересно, что ему понравится больше всего? Она надеялась, что это будет не рэп.
Миновав небольшой городишко, они свернули к маленькому местному кладбищу.
— Я подумала, может, тебе интересно будет взглянуть на памятник Черному Копыту, — сказала Никки. — Надпись на нем сообщает, что вождь Черное Копыто погребен где-то здесь, возможно даже в пределах самого кладбища, но где именно, точно никто не знает. Памятник, во всяком случае, решили воздвигнуть именно здесь. Последняя дань уважения его удивительной жизни.
Почтив посещением предполагаемую могилу вождя — что Серебряному Шипу показалось особенно странным, ибо совсем недавно, там, в своем времени, он разговаривал с Черным Копытом, и тот был в полном здравии, — они поехали дальше, на запад.
— Жаль, что сегодня нет времени, а то заехали бы на Индейское озеро. Ну, ничего, мы еще обязательно туда съездим, а может, посетим и Белфонтин, где некогда жил человек, которого все звали там Голубой Курткой. Проведаем и Святую Марию — место, известное в наши дни как Гарти-таун — и Пагуа, конечно… Но это все потом, когда выдастся свободный денек.
Вскоре они прибыли в Вапаконета. Никки припарковалась возле шеренги торговых заведений, стоящих спиной к берегу Оглейз-Ривер.
— Помнишь, мы говорили об этом месте? Я понимаю, сейчас тебе его трудно узнать, но эти магазины стоят примерно на том месте, где раньше находилась деревня Черного Копыта. Где-то здесь я собирала ягоды, а ты возлежал под деревом и давал мне бесплатные советы.
— Может, нам выйти из машины?
— Если хочешь…
Набросив на плечи свою новую куртку, Серебряный Шип в глубокой задумчивости пошел вдоль берега. Никки безмолвно следовала за ним, не желая беспокоить его и отрывать от воспоминаний. Несколько минут спустя он преклонил колени и взял в руку комок холодной земли.
— Странно, но я чувствую, как здесь, в этой земле, под нашими ногами, бьются сердца людей моего племени. Здесь был их дом, их река. И хотя они больше не живут здесь, эта земля все еще принадлежит им, в нее впечатаны их жизни. И так будет всегда, сколько бы зданий здесь ни построил белый человек и сколько бы твердых дорог он тут ни проложил. Следов моего народа ничто никогда не сотрет с этого места.
Никки прекрасно понимала, что должен чувствовать человек, навсегда утративший родной дом и всех близких. Она чувствовала, что горсть родной земли, сжимаемая в ладони, вернула ему ненадолго мгновения прошлого, его драгоценные крупицы. В эти минуты Торн вновь посетил свое время и те места, где все еще жив Дух его народа, Дух племени шони.
