Перед ним лежал Батлер. Жалкий беспомощный Батлер. Его враг и осквернитель репутации.
"Вот и пришла пора сквитаться, Мистер Насмешник Над Всем и Вся", — спокойно подумал Макинтош.
— Эй! — заорал он страшным голосом. — Всем расступиться! Прочь с дороги!
В руках Макинтоша появился невесть откуда взявшийся хлыст со свинцовым наконечником, таким наказывали беглых рабов. Макинтош сделал вид, будто собирается разогнать толпу, обступившую бедного мистера. Орудие пыток взвилось в его руке. Но почему-то удар пришелся по лицу Батлера. Его безжизненное тело вздрогнуло, как будто от удара молнии.
Макинтош сделал вид, что все происходит как надо.
— Положите этого несчастного на мою лошадь, — распорядился капитан. Белые попрошайки проворно исполнили грозное приказание.
— Я окажу ему первую помощь. А если кто из вас скажет, что это я ее оказывал, — будет иметь дело со мной без всякой гарантии на счастье жить долго. Я — капитан Макинтош, вы меня знаете. Как бывший охотник вам говорю, это — мой зверь и оказывать ему помощь буду я. А кто будет с этим несогласен — пуля в лоб.
Толпа одобрительно прогудела что-то, выражая полную свою покорность и согласие.
Конь Макинтоша с привязанным к седлу бесчувственным Батлером скрылся в неизвестном направлении. Даже облачка пыли не осталось после отъезда капитана. Вечер и недавний ливень скрыли все следы.
Настал глубокий вечер. Филипп вернулся в дом Батлера усталый и разбитый после целого дня сидения за бумажками. От непривычки болели глаза. Он был страшно раздосовадован на себя.
Сегодня опять они проезжали мимо таинственного домика, и Филиппу показалось, будто за ним подглядывала пара чьих-то глаз, гордый джентльмен уже собрался приказать кучеру остановиться и выйти из кареты, чтобы выяснить, кто живет в таинственном домике, но что-то остановило Филиппа. Он передумал. Всегдашние любопытные взгляды городских бездельников встали перед ним. А вдруг они подумают что-то скабрезное о нездоровом любопытстве Филиппа? А вдруг они подумают, что у него там скрывается любовница и он интересуется домиком для отвода глаз?
Филипп передумал выходить из экипажа. Его чувство достоинства молодого банкира перекрыло все. Хотя таинственный голос, который жил в его душе с тех пор, как он влюбился в Эллин, пел ему: "Выйди! Ты же мужчина! Забудь предрассудки и сомнения… Выйди!!"
Но Филипп справился со своей внезапно нахлынувшей сентиментальностью. Надо было спешить домой. К Батлеру! Своего дома еще не было.
Филипп с раздражением откинулся на подушки экипажа. Карета покатила дальше.
В своем домике Эллин с облегчением и одновременно с тоской перевела дух.
Подъезжая к дому, Филипп вспомнил свою утреннюю размолвку с Батлером.
"Все-таки Батлер мог ему еще пригодится. К тому же Филипп неосторожно выписал ему вексель на крупную сумму денег. Правда повод был более чем достойный. Батлер выкупил Филиппа из лап Бибисера. Интересно, как там поживает эта слепая Роз?".
Воспоминание хоть и непривычно резануло душу Филиппа, зато обелило в его глазах Батлера. Все-таки он был спасителем, попавшегося в капкан джентльмена.
И потом: он тогда так нравился Филиппу своим образом мыслей.
Конечно, банковская служба — дело достойное, но кажется Филипп поторопился отнести себя к роду и племени служак-счетоводов.
Именно сегодня, когда он с таким пафосом доказывал Батлеру, что его образ жизни нечестив, собственное дело показалось Филиппу безнадежно скучным. Ни риска, ни смелости оно не требовало. Не надо было стегать лошадей, шнырять под свистом пуль! Единственное развлечение — подкладывать табачную жвачку под задние места клерков и спустя некоторое время смотреть как те не могут оторвать свои томные места от стула. Все остальное — скучища.
"В какой легион я записал свою бессмертную душу?" — огорчился Филипп.
Это он подумал поднимаясь по мраморным ступенькам Батлерова дома.
"Это же так не по мне. Надо будет извиниться перед бедным Чарльзом и предложить ему сыграть в вист".
Но мистера Батлера в доме не оказалось.
— Ускакал днем вслед за вами, — доложила Филиппу испуганная служанка.
— Интересно, куда это? — Филипп пошел в кабинет Батлера, где днем так неосмотрительно с ним поругался, и стал мерить шагами комнату. В кабинете было очень мрачно и душно. Толстые шторы были закрыты и свечи уже догорали, едва коптили. Как будто умерших духов призывали.
Даже собственные шаги были не слышны в комнате. Толстый персидский ковер, с кровавым ворсом поглощал все звуки.
"Вон валяется какая-то бумажка".
Филипп поднял ее.
"Сегодня в полночь жду вас на углу дома".
Записка лаконичная. Филипп удивился. Как интересно. Сколько много смысла в простой фразе.
"Записка Батлеру. Странная у него переписка. Таинственная. Его ждут в полночь на углу дома. У какого дома? Нашего или чужого.
Кто писал — неизвестно. Почерк какой-то корявый. Детский".
Неожиданная мысль.
"А вдруг записка старая и встреча проходила вчера или позавчера?"
"Правда Батлера нет именно сегодня. Значит встреча проходит именно сейчас".
Неожиданно захотелось разузнать тайну, найти Батлера.
"Надо обойти углы всех главных улиц. Их не так-то много!"
Филиппу сразу стало интересно жить.
"Это по мне! Вот это настоящая жизнь", — обрадовался он.
"А то все одни бумаги да бумаги. Поесть нормально нельзя, чтобы не подумать о счетах в банке".
За окном раздался тихий свист.
Филипп задул свечу, в темноте подбежал к окну и попробовал, осторожно отодвинув штору, обозреть улицу.
Никого не было видно.
"Может быть случайный звук, — подумал Филипп. — Ошибка слуха". Хотя прямо под окнами улица не просматривалась. Надо было спускаться вниз.
Филипп бросился вон из дома. Под окнами никого не было. Возвращаться в дом не имело смысла. Приключение, которое началось столь интригующе затягивалось. Филипп пробежал вперед несколько кварталов, выбирая углы, где, по его мнению, неизвестный мог назначать встречу мистеру Батлеру. Ни одна догадка не оказалась верной. Все предполагаемые углы были пустыми.
"Ну и ладно, — думал Филипп, — пойду на окраину".
Юный джентльмен задрал голову вверх. Над головой висели звезды величиной с кулак. Захватило дух. Филипп подумал о равнозначном количестве золота на своем счету.
"В нашем городе вовсе не так уж много неприличных углов, чтобы их нельзя было обойти за одну ночь", — с воодушевлением подумал Филипп.
